Стивен Эриксон - Сады Луны
Будто повинуясь некоему молчаливому приказу, караульные медленно вернулись на свои места. Паран оторвал взгляд от Симпатяги. Перед ним на подиуме возвышался трон из гнутой кости. На троне восседала императрица.
В зале стало совсем тихо, если не считать похрустывания кусочков мозаики, которые давили конские копыта. Поморщившись, Паран спешился и обратил усталый взгляд на императрицу.
Ласэна почти не изменилась с тех пор, как он последний раз видел ее вблизи. Ее одежда по-прежнему оставалась простой и лишенной украшений. Коротко остриженные волосы все так же венчали синеватое, совершенно неприметное лицо. Сощурившиеся карие глаза остановились на Паране.
Лейтенант поправил перевязь, сложил руки и отвесил поясной поклон.
– Приветствую вас, ваше величество, – произнес он.
– Вижу, тогда, семь лет назад, ты не послушался совета бывалого воина, – растягивая слова, сказала Ласэна.
Паран удивленно заморгал.
– Он тоже не внял совету, который я ему дала, – продолжала императрица. – Удивляюсь, кто из богов свел вас тогда вместе на парапете. Я бы непременно поблагодарила этого бога за его чувство юмора. Лейтенант, вы никак решили, что Имперская арка ведет прямо в конюшню?
– Ваше величество, моя лошадь упорно не желала проходить через арку.
– Ну что ж, не без основания.
Паран улыбнулся.
– Но в отличие от меня ее порода славится своей смышленостью. Прошу вас принять мои самые смиренные извинения за случившееся.
– Симпатяга проводит вас к адъюнктессе.
По знаку императрицы один из караульных принял от лейтенанта поводья. Паран еще раз поклонился и с улыбкой повернулся к «когтю». Тот вывел его через боковую дверь.
– Дуралей! – процедил он сквозь зубы, когда тяжелая дверь закрылась за ними и они очутились в узком коридоре.
Паран не ответил. Симпатяга быстро зашагал к лестнице. Лейтенант не торопился: пусть «коготь» его подождет. Тот стоял возле ступеней, мрачный от ярости.
– О каком таком парапете она говорила? Ты что, когда-то уже встречался с императрицей? Где?
– Поскольку она не пожелала объяснить, мне лишь остается последовать ее примеру, – уклончиво ответил Паран.
Ступени лестницы, истертые множеством ног, чем-то напоминали конские седла.
– А, так мы в Западной башне, – невинным тоном произнес лейтенант. – Ее еще называют башней Праха.
– Поднимайся на самый верх. Адъюнктесса ждет тебя в своих покоях. Других дверей там нет, так что не заблудишься. Понял?
Паран кивнул и двинулся наверх.
Дверь последнего этажа башни была приоткрыта. Паран постучался и вошел. Он увидел адъюнктессу в дальнем конце комнаты. Лорна сидела на скамье, спиной к широкому окну, и одевалась. За поднятыми ставнями розовело утреннее небо. Смущенный Паран остановился.
– Я не из стеснительных, – сказала адъюнктесса. – Входите и закройте дверь.
Паран сделал, что ему велели. Потом оглядел помещение. Стены украшали порядком выцветшие шпалеры. Каменные плиты пола скрывались под вытершимися меховыми шкурами. Мебель была скудной и старой, напанской по стилю, а потому лишенной вычурности.
Адъюнктесса встала и надела кожаные доспехи. Ее волосы блестели в утреннем свете.
– У вас усталый вид, лейтенант. Присядьте.
Паран поискал глазами стул и с наслаждением плюхнулся на сиденье.
– Следы едва заметны, госпожа адъюнктесса. Герром оказался пуст, а те, кто там остался, уже никогда не заговорят.
Лорна застегивала последнюю пряжку.
– Заговорили бы, если бы я послала туда некроманта.
Паран невольно хмыкнул.
– Я слышал лишь рассказы голубей. Думаю, их пустили туда с определенным умыслом.
Адъюнктесса недоуменно наморщила лоб.
– Простите… мне показалось, что вестниками смерти были… птицы.
– Значит, попытайся мы увидеть случившееся глазами мертвых солдат, мы почти ничего не увидели бы. Говорите, голуби?
Он кивнул.
– Любопытно, – задумчиво произнесла Лорна и замолчала.
Паран пристально поглядел на нее.
– Простите, адъюнктесса, мне была отведена роль приманки?
– Нет.
– А своевременное появление Симпатяги, когда я возвращался из Геррома?
– Мне так было удобнее.
Паран тоже умолк. Стоило ему закрыть глаза, как голова начинала кружиться. Он и не подозревал, насколько устал. Лейтенант не сразу сообразил, что слова Лорны обращены к нему. Резко встряхнув головой, Паран выпрямился.
Адъюнктесса стояла рядом.
– Спать вы будете потом, а не сейчас. Я говорю с вами о вашем будущем – недурно бы послушать. Итак, вы исполнили приказ и проявили исключительную… жизнестойкость. Внешне все будет выглядеть так, будто я дала вам задание, вы его выполнили и теперь мы расстаемся. Вам дадут новое назначение. Что касается вашего пребывания в Итко Кане, там не происходило никаких чрезвычайных событий. Вы меня поняли?
– Да.
– Прекрасно.
– Позвольте спросить, адъюнктесса: что же на самом деле там произошло? Вы решили прекратить расследование? Неужели мы отступаем, так и не узнав, кто и зачем устроил эту кошмарную бойню? Или только одного меня выводят из дальнейших расследований?
– По этой тропе, лейтенант, нужно идти с предельной осторожностью, так, чтобы нас не заметили. Но мы должны по ней идти, и вы являетесь главной фигурой. Может, я ошиблась, однако я полагала, что вы захотите пройти до самого конца и быть очевидцем возмездия, когда наступит его время. Или я действительно ошиблась? Вдруг увиденного вам хватило с избытком, и вы мечтаете лишь о возвращении к привычной жизни?
Паран закрыл глаза.
– Когда наступит время, я хочу оказаться там, адъюнктесса.
Лорна молчала. Паран чувствовал: она изучает его и взвешивает произнесенные им слова. Он не испытывал ни страха, ни робости. Он высказал свое пожелание, а решение принимать ей.
– Мы действуем без излишней торопливости. Новое назначение вы получите через несколько дней. А пока отправляйтесь в родительский дом и хотя бы немного отдохните.
Паран открыл глаза и встал. Когда он был уже возле двери, Лорна заговорила вновь:
– Лейтенант, я уверена, что случившееся в Тронном зале больше не повторится.
– Сомневаюсь, чтобы мне захотелось вторично становиться мишенью для насмешек.
Он закрыл дверь и начал спускаться. Из покоев Лорны донеслось покашливание. О природе этого звука Паран не желал даже думать.
Он ехал по знакомым столичным улицам, ощущая внутри себя полную пустоту. Все было, как прежде: тротуары, запруженные народом, разноязыкий говор, крики, шум. Тем не менее что-то изменилось. Перемены не были внешними; они таились где-то в пространстве между глазами и мыслями. Изменился не город, а он сам. Он вдруг ощутил себя чужаком в Анте. Изгоем.
