Юрий Никитин - Истребивший магию
Он покачал головой:
— Ни за что.
— Почему? Побил сильно?
— Поняли, что у нас в самом деле ничего нет. Идти сможешь?
Она посмотрела с возмущением.
— А что мне помешает? Разве что запросишься отдохнуть!
Глава 6
Олег шел теперь напрямик, огибая только завалы, даже неглубокие овраги, заросшие высокой травой, проскакивал с разбегу. Барвинок запыхалась, разогрелась так, что начала светиться, словно железо в горне, но старалась не слишком отставать, а то этот гад не оглядывается, а ей зазорно попросить сбавить шаг, чтобы не тешить мужское самолюбие признаками женской слабости.
На просторной полянке он на ходу закинул руку за голову и ловко вытащил лук. Она вертела головой, не понимая, куда собирается стрелять, а он быстро согнул, уперев в землю, и набросил на рог петлю тетивы, затем вроде бы неспешным движением, но на самом деле очень быстро вынул из колчана стрелу.
Она все еще не понимала, а он вскинул обе руки кверху, резко отвел тетиву к уху и отпустил в одно мгновение. Из-за деревьев показалась стая низко летящих гусей.
Один, последний, дернулся, будто клюнул что-то невидимое, крылья затрепыхались неуверенно, а тело устремилось по дуге вниз. Олег измерил взглядом расстояние, сделал три шага в сторону, тяжелое тело гуся ударилось перед ним в землю.
Барвинок ошалело смотрела, как он с самым равнодушным видом, словно такой меткий выстрел не чудо, подхватил добычу и, на ходу привязывая к поясу, зашагал дальше.
— Хорошо стреляешь, — сказала она, удерживая голос спокойным и даже чуточку язвительным. — А когда стреляешь в воздух, часто промахиваешься?
— Я не стреляю в воздух, — ответил он. — Я вообще редко стреляю.
— А сейчас?
— Тебя же кормить надо? — ответил он мирно.
Возмущенная, она гордо вскинула носик и пошла вперед, но, хотя волхв вроде бы идет спокойным, неспешным шагом, она вскоре отстала, запыхалась.
Сквозь редкие деревья корабельных сосен уже видно, как вдали на темнеющий лес медленно опускается красное солнце. Небо стало тоже красным, словно и там некто зажег исполинский костер, скрытый то ли за облаками, то ли за горизонтом.
За его спиной прозвучал капризный голос:
— Ты собираешься идти и ночью?
Он в удивлении оглянулся:
— Ты еще здесь?
Она вскрикнула возмущенно:
— А где же мне еще быть? Среди волков в лесу?
Он буркнул:
— Признавайся, откуда сбежала? И почему?
— Почему сбежала? — вскрикнула она. — Почему именно сбежала? Ниоткуда я не сбежала!.. А если и сбежала, какое тебе дело?
— Никакого, — буркнул он.
— Так чего тебе еще? — потребовала она.
Он прошел еще довольно долго, пока сообразил, чего она добивается, покрутил головой по сторонам и проворчал:
— Ладно уж, дотемна не успеем до села. Придется заночевать здесь.
Барвинок ожидала, что «здесь» означает здесь, но он шагал и шагал, наконец она не выдержала:
— А почему не останавливаемся? Скоро совсем стемнеет!
— Воды нет, — сообщил он. — А во-о-о-он там, похоже, есть и ключик.
Она вздохнула и заковыляла из последних сил. Олег ушел вперед, к ее прибытию уже обошел вокруг намеченного им для ночлега старого дуба, вернулся с огромной охапкой сухих сучьев. Костер развел тоже удивительно быстро и умело, она только рот раскрыла в удивлении, когда склонился над сложенными шалашиком веточками и всего пару раз чиркнул огнивом. Искры упали на узкие полоски бересты, вспыхнуло крохотное пламя, впилось в них мелкими желтыми зубешками, следом тут же загорелись тонкие веточки.
— Отдыхай, — велел он, — посмотрю, что тут за звери.
Она вскрикнула испуганно:
— Ты куда? Уже темнеет.
— Костер разгорается, — сказал он успокаивающе, — никакой зверь не подойдет.
— Много ты знаешь, — огрызнулась она. — Звери тоже бывают разные… наверное. Ты пойдешь собирать яйца по кустам? Или надеешься подстрелить добычу? Ты же вон какого гуся подстрелил! А еще у меня в мешке еды на три дня. На ужин нам хватит.
— Да? — спросил он. — Ладно, выкладывай.
Она с готовностью вытряхнула все, опустошив мешок, разложила на чистом полотенце хлеб, сыр, мясо, отдельно в платочке завязана драгоценная соль.
— Ого, — сказал он одобрительно, — хорошо живешь.
Она удивилась:
— Это хорошо?
— Хорошо, — повторил он. — Даже соль!.. И хлеб пропечен, и мясо не пережарено. Сразу видно, не ты делала.
Она поджала губы.
— Конечно, не я. Но почему я должна делать хуже?
— Больно ручки белые, — сказал он неодобрительно. — И нежные. Ты вообще ни за что не бралась. Тебя няньки одевали и раздевали. Даже от солнца прятали.
Она молчала, смотрела, как он разламывает краюху хлеба, режет сыр, движения точные, экономные, полные сдержанной горделивой силы. У слабых мужчин суетливости больше, а у этого ни одного лишнего жеста.
— Почему не носишь меч? — спросила она и вспомнила, что уже спрашивала.
Он не стал указывать, что у нее что-то с памятью, снял с пояса гуся. Она настороженно смотрела, как он умело обдирает кожу, потрошит и вообще готовит для насаживания на вертел.
— Просто не ношу, — ответил он наконец.
— Почему?
— Не люблю, — ответил он мрачно. — Мечом можно убить.
Она сказала саркастически:
— А твоей палкой?
— Тоже можно, — ответил он мирно, — но острое железо наносит раны. Слишком легко. А палка… только ссадины да кровоподтеки. Чтобы убить — надо постараться. И очень захотеть. А меч… убивает слишком легко.
Она возразила:
— Но и мечом можно плашмя, как дубиной!
Он покачал головой, глаза стали печальными.
— Слишком велик соблазн… не плашмя. Да и вообще меч в руке — соблазн. Нехороший.
Пока он ломал сучья и бросал в костер, она осмотрела его посох. Как бы ни уверял в миролюбии, мол, у него не меч, а эта безобидная штука, в умелых руках эта оглобля куда опаснее меча. Во-первых, намного длиннее, во-вторых, больше возможностей: можно и легким кровоподтеком украсить, можно и голову вдрызг, как глиняный горшок. А меч, увы, если рубит, то рубит.
Потому мечами, мелькнула у нее неприятная мысль, вооружают простых воинов. Мечом пользоваться просто, а вот чтобы таким шестом… гм… надо быть и очень сильным, чтобы убивать с одного удара, и поупражняться дольше. Она снова украдкой смерила взглядом его плечи и спину. В этой волчовке не видно мышц, он, как нарочно, их скрывает, но теперь, когда дважды расшвырял разбойников, можно догадаться, что есть, есть…
Она спросила с интересом:
