Лесса Каури - Золушки из трактира на площади
Квартальный дежурный маг уже шел со своим посохом по улицам, касаясь им подвешенных на столбах стеклянных шаров и наколдовывая внутри синеватый холодный свет. Его негромкую песенку то и дело прерывали пьяные возгласы, ругань и шум потасовок.
Уличный гул почти не доносился до Матушки, а когда все же слышался, она, морщась, думала: как хорошо, что этот день пришелся на выходной! Потерянная прибыль не так пугала, как необходимость мыть изгвазданные полы, чинить сломанную мебель, вставлять новые оконные стекла и покупать посуду взамен побитой.
В дверь постучали. Сначала тихо, потом все сильнее. Надежда увидеть Кая, вспыхнувшая пожаром в сердце, не оправдалась — тот никогда не стал бы ломиться в дверь.
Прихватив свечу, Бруни вышла в зал. Крикнула:
— А ну уймитесь там! Что вам надо?
— Открывай, Матушка, нам охота выпить! — раздался голос Питера Коноха, одного из местных ремесленников.
Парень был свиреп видом, кустист бровями и огромен туловом — недаром работал молотобойцем у мастера Аскеля, кузнеца. Кроткий, как овечка, подмастерье, выпив, становился неуправляемым, поэтому спиртное домашние от него прятали, а Бруни — по личной просьбе его матушки, с которой он жил до сих пор, так и не женившись, — сильно разбавляла ему пиво и никогда не продавала более крепкие напитки.
Голоса, раздавшиеся следом, указывали на целую толпу измученных жаждой прихлебателей кузнечного подмастерья.
— Пит, мы сегодня закрыты! — спокойно, но твердо сказала Бруни. — Приходите завтра!
Дверь сотряс сильнейший удар.
— Какого хряка! — рявкнул Питер в ответ. — Мне охота выпить!
Створка затряслась. Матушка невольно попятилась, лихорадочно думая, что делать дальше. Бежать через заднюю дверь за стражей? Ворвавшиеся смутьяны разнесут и разграбят трактир так, что, вернувшись, она его не узнает. А то и подожгут — подобное уже случалось в соседнем квартале год назад.
Доски жалобно затрещали.
Сильная ладонь неожиданно подтолкнула Бруни за стойку — к выходу из зала.
— Беги за патрулем, — резко дергая ушами, прорычал Весь. — Я их задержу!
— Они не в себе! — испугалась Матушка. — Убьют тебя!
— Не уб-ю-ют… — провыл в ответ оборотень, начиная превращаться. — У-у-хо-ди-и…
Кинув последний взгляд на упавшего на пол и корчащегося в судорогах мальчишку, Бруни вздохнула и бросилась прочь.
К ее счастью, патруль как раз показался в начале улицы. Она набрала воздуха в легкие и крикнула изо всех сил: «На помощь!» И еще на всякий случай: «Пожар!» Метнулась обратно, оказавшись в зале как раз в тот момент, когда дверь слетела с петель, а несколько человек, размахивая горящими факелами и ножами, ввалились внутрь. И были остановлены низким рычанием и яростным клацаньем зубов черного зверя, вздыбившего шерсть на холке и между острыми ушами.
Прижавшись спиной к стойке, Матушка разглядывала животное, больше всего напоминавшее волка-переростка. В своей человечьей ипостаси Веслав был жилист и худощав. Став зверем, он сохранил эти черты. Но она замечала, как бугрятся под кожей стальные мышцы, и старалась не смотреть на его оскаленную пасть.
Оборотень, чуть повернув голову, блеснул на Бруни лунным зрачком.
— А ну-ка, убирайтесь прочь! — звенящим от напряжения голосом крикнула Матушка. — Вон из моего трактира!
Будто ведомый ее голосом, Весь, низко зарычав, пошел вперед.
Топот сапог по дощатому полу возвестил о прибытии стражи во главе с давним знакомцем Бруни — сержантом Йеном Макхоленом по прозвищу Бычок. Патрульные, щедро раздавая направо и налево пинки и удары мечами плашмя, выгнали нападавших наружу. Всех, кроме Коноха. Подмастерье, больше похожий на разъяренного быка, сжимал пудовые кулаки и наливался кровью. Глаза у него были совсем бешеные.
— Шел бы домой, мамашка заждалась небось! — добродушно посоветовал ему сержант, однако Бруни видела, как он напряжен, ожидая от невменяемого какой-нибудь пакости.
Так и случилось. Взревев, Питер бросился вперед. Казалось, сейчас он сметет офицера, раздавит трактирную стойку, одну за другой проломит стены и выскочит с другого конца дома, распугивая прохожих.
Черный зверь стремительно взвился в воздух, ударил всеми лапами подмастерье в грудь, повалил на пол и завис над ним, прихватив за горло.
— Тихо, тихо, — примирительно сказал Макхолен, подходя к ним, — он хорошо приложился затылком и оттого успокоился. Отпусти его, парень!
Весь выразительно посмотрел на Бруни.
— От… отпусти! — заикаясь от волнения, попросила она.
Зверь соскочил на пол. Подойдя к ней, сел рядом. Матушка машинально положила руку на его загривок.
Стражники скрутили возмутителя спокойствия и выволокли наружу.
— Представляю, что будет на свадьбе Ориданы и Колея! — хохотнул Бычок, поворачиваясь к Брунгильде. — Девочка, да ты побледнела! Испугалась?
Матушка мелко закивала, сползла по стене и расплакалась, обняв Веся за мощную шею.
— Ну-ну, — смутился Макхолен, не выносивший женских слез, — сейчас мои ребята дверь обратно приладят и все будет хорошо! А я, пожалуй, квартальный резерв на улицы выведу. Ибо только завтра наступят тишина и благодать, а сегодня творится сплошное непотребство!
С этими словами он вышел наружу.
Весь стойко терпел рыдания Матушки. Дышал глубоко, вывалив наружу ярко-красный язык, философски поглядывал в потолок. В конце концов, не выдержал, облизал Брунгильде нос и уши, заставив ее захихикать, и скрылся в подполе — преображаться.
Стражники, кряхтя, водрузили дверь на место.
— Пригласи завтра плотника, — посоветовал сержант на прощание. — До утра-то она простоит. И если что — мои парни будут дежурить под тем фонарем!
— Спасибо, — бледно улыбнулась Матушка, сделав себе заметку отправить утром Макхолену домой корзину с мерзавчиками для него и сладкими вафлями для его дочек-двойняшек.
Заперев дверь, она устало вернулась на кухню и села за стол.
Весь в человечьем обличье с удовольствием догрызал последнюю порцию ребрышек. Подперев голову рукой, Матушка разглядывала его тонкую шею, выпирающие в вырезе рубашки худые ключицы, неистовые кудри, отросшие уже ниже плеч и перехваченные кожаным ремешком.
— Почему ты не защитил себя? — тихо спросила она. — Когда убивали твоих родных, когда тебя ловили и мучали — почему ты не сделал, как сейчас? Ты же сильнее человека, намного сильнее!
Оборотень осторожно, будто боялся сломать, положил последнюю несъеденную косточку на тарелку. Подумал, подбирая слова, и наконец ответил:
— Потому что я не убийца! Я могу охотиться, когда голоден… Но я не убийца!
