Дорога в Канзас - Пейдж Даниэль

От одного вида этого шкафчика стало тошно. Захотелось сорвать все ленты и цветы, швырнуть их на пол и растоптать. Эти людишки обо мне даже знать не хотели, пока я не умерла, пока не дала им повод считать меня несчастной, важной, полезной. Пока я наконец не привлекла внимание. К горлу подступил комок, и я поспешила открыть шкафчик. Старый код вспомнился легко. Увы, как бы жизнь ни менялась, все новое — хорошо забытое старое.

— Нравится? Это я организовала группу, которая его украшала.

Не важно, как долго я пробыла в Стране Оз, этот голос узнаю где угодно. Я обернулась.

— Привет, Мэдисон, — поздоровалась я. А что еще можно было сказать?

У меня чуть челюсть не отвисла, когда я ее увидела. Мэдисон теперь стала типичной молодой мамочкой, которая смотрела на меня, всем видом излучая гордость. В слинге у нее на груди — который, как по мне, предназначался для того, чтобы задушить ребенка, а не удержать — сидел младенец. Но даже родив ребенка, Мэдисон осталась самой собой. Она, как всегда, была в розовом: короткий топик, усыпанный блестками, демонстрировавший на удивление загорелый живот; велюровые походные брюки со сверкающим сердцем на заднице и кроссовки на платформе. Она по-прежнему пахла клубничным спреем для тела, а губы ее были покрыты толстым слоем розового блеска.

— Неужели это восставшая из мертвых Эми Гамм? — протянула Мэдисон. — Мы все думали, что ты уже того. — Она хихикнула. — Пока ты тут не ошивалась, я, знаешь, почти соскучилась. Заметь, почти. Кстати, это Дастин-младший.

Она похлопала по голове младенца, который тут же залепетал что-то в ответ. Ребенок Мэдисон был уродлив. Впрочем, полагаю, все младенцы такие — похожие на маленького старичка, забывшего дома вставную челюсть. Щеки непомерно огромны, лицо сплющено и сморщено, словно ему наступили на голову. Да еще и лыс, как колено. Но мне было жаль малыша. Он не виноват, что его мать — самая невероятная стерва во всем Канзасе. Хотя нет, теперь не самая. Вернулась я.

Я давно поняла одну простую истину: в мире есть сучки и пострашней Мэдисон Пендлтон из Флэт-Хилла. Правда, если подумать, она обожает розовые блестяшки так же, как Глинда. Может, когда ты приобретаешь статус Злодейки, кто-то свыше присылает тебе целый галлон сияющего розового спрея для тела? Или у всех злодеев просто одинаковый вкус? Как бы там ни было, кажется, мне суждено заводить врагов исключительно в розовом.

— Он, э… очень милый, — сказала я Мэдисон. Врать становилось все проще и проще. Все-таки я в Стране Оз убивала монстров, а Мэдисон всего-навсего дала жизнь одному маленькому уродцу.

Она просияла. Ее улыбка была непривычной, не похожей на ее обычный оскал кошки, предвкушающей сытный ужин из канарейки. Она улыбнулась по-настоящему, почти нежно. Мэдисон опустила взгляд на Дастина-младшего и одним пальцем ласково погладила его лысую макушку.

— Я знаю, — счастливо проворковала она. — Невероятно, сколько всего может измениться за месяц.

— И не говори, — пробормотала я и вновь посмотрела на шкафчик. — Спасибо за… за все это.

Однако, получив благодарность, Мэдисон никуда не делась. Пожав плечами, она продолжила:

— Знаешь, это было меньшее, что я могла сделать. Понимаю, мы никогда не ладили, но я бы не хотела, чтобы ты… умерла. Честно… — Мэдисон замолчала, покусывая ноготок, покрытый розовым лаком. Я вопросительно подняла бровь. — Думаю, порой я вела себя с тобой как полная сволочь, — выпалила она. — Просто ты сама бросала мне вызов! Ты тоже вела себя по-свински, знаешь ли. И упорно волочилась за моим парнем.

— Неправда! — возмутилась я.

Мэдисон закатила глаза.

— Умоляю, — протянула она и пискляво добавила: — «О, Дастин, конечно, я сделаю за тебя алгебру. О, Дастин, хочешь, я с тобой позанимаюсь?» Да ты перла напролом, даже не пытаясь быть хитрой.

— Он сам просил, — ответила я.

— Дастина гением никак не назовешь, — заметила Мэдисон. — Но он безошибочно находит простачков, к которым можно приклеиться с просьбой.

Я уставилась на нее, не зная, рассмеяться или врезать ей. Неужели так — в своей странной, мэдисоновской, манере — она пытается со мной подружиться? Высмеяв своего парня-качка? Я всегда питала к Дастину нежные чувства — в этом Мэдисон была права. Но умом не блещет, и тут не поспоришь.

— Слушай, — сказала она, вновь пожимая плечами. — Когда ты исчезла, я поняла, что ты была… одной из самых интересных в этой школе. Без тебя стало скучно, Прос… Эми. — Мэдисон ухмыльнулась и вновь потянула палец ко рту, вгрызаясь в ноготь. — Опоздаю на классный час. Увидимся позже, — бросила она и размеренно зашагала прочь, а Дастин-младший радостно пускал слюни на ее плече.

Это было очень странно. Но ни в какое сравнение не шло с другой странностью, случившейся чуть позже в тот же день.

9

Мистер Стракен согласился с мамой и разрешил мне учиться по старому расписанию. Но в каждом классе реакция была одинаковой: гул голосов мгновенно смолкал, стоило мне войти в кабинет. Все — абсолютно все — хотели повернуться и посмотреть на «знаменитость», пока я пыталась невидимкой проскользнуть к своей парте. Через пару секунд болтовня возобновлялась, но это уже были перешептывания, не предназначенные для моих ушей, хотя я прекрасно все слышала: «Свихнулась и…», «Сбежала с каким-то мужиком, как и ее мамаша», «Да она целый месяц беспробудно пила до потери памяти, а потом наврала про больницу». Что ж, видимо, на выдумки про больницу никто не купился. Фигово, что тут скажешь. Я сидела прямо и не отводила взгляда от доски и учителя, записывала домашнее задание, отвечала, когда спрашивали, — а не спрашивали меня почти никогда, столько пропустила! Зато оставалось время подумать о плане: где и как искать туфельки? Даже учителя старались не смотреть мне в глаза.

«Да какая разница?» — подумалось мне на одном из уроков. У меня и раньше здесь не было друзей. Но по крайней мере теперь, когда я пытаюсь прокрасться мимо, никто не кидается едой и не кричит: «Ты где нашла эти туфли, Простушка Эми? На помойке?» Быть изгоем не так уж просто.

Большая перемена встретила меня гробовой тишиной, сменявшейся шепотом за спиной. Я шла по столовой, высоко подняв голову, словно дефилировала по банкетному залу во дворце Дороти. Заняв пустой столик у окна в дальнем конце столовой, я достала запакованный мамой сэндвич. Из пакета на пол выпал клочок бумаги, на нем было написано маминым почерком с завитушками: «Люблю тебя, Эми. Я так рада, что ты вернулась», — прочитала я.

Записки в пакетах с ланчем? Она явно планирует получить «Оскара» за роль Идеальной и Заботливой мамочки! Но как бы я ни пыталась принять это за очередное притворство, записка тронула меня. Я вспомнила ту, давнюю маму, которая испекла торт на мое девятилетие и отпаивала меня, расстроенную, «Спрайтом», когда никто не пришел на праздник. Нельзя раскисать! Нельзя! И я сунула записку в карман джинсов. А потом, к моему невероятному удивлению, пустые места напротив меня заняли двое.

— Привет, Эми, — робко сказал Дастин.

— И снова здравствуйте, — хмыкнула Мэдисон, а Дастин-младший у нее на руках одобрительно угукнул.

— Ладно, — протянула я, откладывая сэндвич в сторону. — Хватит морочить мне голову, Мэдисон. У тебя что, какая-то фигня типа послеродовой депрессии, только вместо уныния ты пытаешься быть дружелюбной? Меня это не волнует. Чего ты хочешь?

— Хочу с тобой пообедать, — спокойно отозвалась Мэдисон.

Ее обедом был бутерброд: жареное мясо на толстом куске мягкого белого хлеба — такой можно купить только в булочной, в обычных дешевых магазинчиках его нет. Бутерброд был аккуратно уложен в пластиковый контейнер, в котором хватило места для морковных палочек и ломтиков яблока. Мэдисон выудила кусочек морковки и протянула его Дастину-младшему, но тот от угощения отказался, громко завопив.

— Разве не мал для твердой пищи? — осторожно поинтересовалась я.

Мэдисон пожала плечами.