Дневники экзорцистки. Злыдни (СИ) - Тезий Фэн

Николай всегда здоровался с Ириной, умел поддержать разговор о незначительных вещах вроде чистоты на лестнице или о неблагоприятной погоде, но знала она о нём немного: вроде мужчина состоял в браке и мел детей, а работал то ли в лицее, то ли в каком-то колледже преподавателем.

— Доброго дня, Ирина Валентиновна, — вежливо улыбнулся Николай, подходя ближе. — Что-то с лифтом случилось?

— Здравствуйте, Николай Семёнович, — отозвалась женщина. — Вот скончался наш лифт. Придётся теперь пешком подниматься, а у меня, как назло, ручки у пакета оторвались.

— Прискорбно, — Николай сумел одним словом выразить сожаление и лифту, и пакету. — Давайте, я помогу донести ваши покупки до квартиры? Надеюсь, что там не кирпичи.

— Ой, спасибо, — обрадовалась Ирина. — У нас не кирпичи, а несколько пачек соли. Решили вот… грибочков засолить.

Мужчина посмотрел на неё с недоверием, но спорить не стал, а легко подхватил пакет, прижал его к себе и зашагал по лестнице.

— Давайте, я хоть портфель ваш понесу, а то неудобно же, — спохватилась Ирина, догоняя Николая и забирая у него портфель из-под мышки.

Мужчине пришлось притормозить.

— Знаете, вот вы сказали про грибы, и мне сразу вспомнился прежний хозяин вашей квартиры Властий Миронович. Он любил тихую охоту, несколько раз меня с собой в лес брал по грибы, когда я ещё школьником был. Сколько всего интересного он рассказывал и про растения, и про уральские горы. Потом я в лесу больше и не бывал.

— Очень необычное имя — Властий, — подала голос Клара.

— Да, нестандартное, — согласился Николай Семёнович. — Он был родом с Урала, из какого-то отдалённого села староверов. Они там, вроде, языческому богу солнца поклонялись. Властий показывал мне эмблему, похожую на колесо с четырьмя спицами. Представляете, в какой глуши он рос? Однако же, со временем сумел выбраться и переехать в большой город, и даже сделать карьеру. Властий Миронович был начальником тюрьмы. Сами понимаете, какая это опасная и нервная работа. Приходилось быть в постоянном напряжении, общаться с криминальными элементами. Вот и придумал он выбираться в лес, отдыхать душой от всего этого. Я на десять лет младше его сына Толика был. Жаль, что судьба у соседей потом сложилась так неудачно.

Николай дошёл до пятого этажа и положил пакет на подоконник, чтобы перевести дыхание. Бабушка переглянулась с Ириной и спросила:

— А правда, что этот Властий мучил своего сына? Говорят, что Толик всё время плакал, и соседи даже хотели пожаловаться на то, что отец издевается над ребёнком.

Николай Семёнович, придерживая пакет одной рукой, другой достал платок и вытер, выступившие на лбу, капельки пота.

— Сосед был суровым мужчиной, но справедливым и сына никогда не бил. Он понимал, что Толя очень ленивый и инфантильный. А ещё лживый. Мальчик с детства был чрезмерно избалован матерью. Властий сначала не вмешивался в воспитание, считал, что ребёнок ещё мал и со временем изменится. Но когда Толик пошёл в первый класс, стало ещё хуже. Каждое утро в будние дни он устраивал истерики, кричал, что не хочет идти в школу, что учительница не берёт его на руки и что дети не дают свои игрушки. Если это не помогало, то маленький обманщик падал на пол, жаловался на боль в животе или ноге. Супруга у Властия была из тех женщин, которые не могут надышаться на любимое чадо, верят каждому его слову, бегут по первому зову.

— О, мне случалось видеть таких избалованных деток и их сумасшедших мамаш, — кивнула Клара. — Но как же ваш сосед вдруг решил пойти против жены, да ещё придумал из нытика сделать спортсмена.

— Частично в этом виновата была моя мама, — со вздохом признался Николай. — она тогда закончила медицинский и только начала работать терапевтом. Молодая ещё была, дерзкая. Властий однажды по-соседски решил проконсультироваться у неё по поводу частых жалоб сына на плохое самочувствие. Ну, мама моя и не сдержалась, высказала всё, как на духу: что Толик слишком избалован и не приучен к самостоятельности, что всем соседям уже надоело слушать по утрам, как он истерит на весь дом, что родительница слишком тепло одевает ребёнка, превращая в неженку и что по всем показателям мальчик полностью здоров.

«Ваша жена уже несколько раз приходила ко мне с историей болезни Толи, — призналась мама соседу. — Я не увидела ни единого признака какого-то заболевания, а только нарушение режима физического воспитания. Ребёнок плохо кушает? Ну, так это оттого, что родительница пичкает его едой по семь-восемь раз в день, а между приёмами пищи угощает сладким. Мальчик плохо спит? Не оттого ли, что форточку в его комнате никогда не открывают, а на ночь закутывают в два тёплых одеяла? Ему просто жарко и нечем дышать. Ваша жена слишком опекает Толю, даже когда гуляет с ним у дома, постоянно берёт на руки, чтобы малыш не уставал ходить. А он уже первоклассник! Если сейчас не начать закаливать мальчика, не нагружать физическими тренировками и не приучать к дисциплине, то он никогда не станет мужчиной, а останется тщедушным и беспомощным существом!»

— Да уж, — покачала головой Ирина, — слишком резкое высказывание для врача, но по сути же справедливое.

Николай снова подхватил пакет с солью на руки и продолжил подниматься по лестнице.

— Сам-то я Толю почти не знал. Он намного старше меня был, всё на какие-то тренировки ездил, на соревнования. А с Властием Марковичем мы иногда общались. Я любознательным ребёнком был, всё время вопросы задавал. Он однажды сказал мне: «Вот какой же ты въедливый, Николай. Всё тебе понять нужно, хочешь до сути докопаться. Мой Толька не такой. Нет у него ни интереса к жизни, ни цели. Думал, что с ним построже надо, стимул соревновательный пробудить как-то. Не выходит. Только злится на меня. А я ведь всего лишь человека из него хотел сделать!»

Моя мама до сих пор сожалеет о том, что посоветовала Властию заняться воспитанием и тренировкой сына. Она считает, что из-за этого распалась семья. Но я думаю, что семьи как таковой у соседей и не было. Когда каждый поступает по-своему, не считаясь с мнением близких — разве это семья? Именно эгоизм и разрушает отношения.

Они поднялись на девятый этаж. Ирина передала Николаю Семёновичу портфель и получила назад свой пакет. Как только они попрощались и за мужчиной захлопнулась дверь, Клара начала озвучивать план действий:

— Так, давай доставай соль, сразу открывай пачку, а я возьму бутылку с брызгалкой и икону. Сразу, как войдём в квартиру, начинай посыпать. Меня не отвлекай. Я буду молитву читать. Смотри в оба глаза, злыдни, как мы уже убедились, могут швырять предметы и насылать видения. Держись возле меня.

Ирина кивнула и достала пачку соли. Клара перекрестилась, взяла в одну руку икону, а в другую — бутылку с пульверизатором. Очень медленно женщины открыли дверь и переступили через порог.

В квартире стояла напряжённая тишина. Казалось, что время тут замерло. Даже воздух был каким-то застоявшимся, словно в давно заброшенном помещении. Клара перешагнула через коврик и тут же начала обрызгивать стены и пол, читая «Отче наш». Ирина, словно сеятель, размашисто раскидывала соль по коридору.

Клара заметила, что пятно призрачного мха пытается отползти за трюмо и направила на него струю воды. Тлен сжался и стал бледнеть.

Из проёма двери, ведущей в зал, показалась лохматая морда одного из злыдней. Он испуганно заверещал, вращая красными глазками, и скрылся в помещении, откуда тут же послышался топот множества маленьких лапок.

Бабушка, продолжая читать молитву, мотнула головой в сторону комнаты, давая понять напарнице, что пора продвигаться туда, и сама первой шагнула в зал.

Тут же в неё полетела скатерть со стола, но Клара успела брызнуть в неё из бутылки святой водой, и ткань упала у её ног. Ирина охнула откуда-то из-за плеча, но не растерялась и тоже швырнула на скатерть пригоршню соли.

Наверное, злыдни не ожидали нападения, решили, что раз повыбрасывали вещи в окно и сломали лифт, то их побоятся трогать. Они не пытались окружить вошедших женщин, а всем семейством копошились под окном возле батареи отопления. Вид у них был испуганный.