Переполох на Буяне - Голотвина Ольга Владимировна
Гостья улыбнулась – и страх оледенил сердца вояк: у незнакомки были острые железные зубы! Этими зубами она принялась рвать козлятину. Все молчали.
Насытившись, женщина поднялась с места. Сказала ровно, без благодарности:
– Вы все сделали правильно. Поэтому останетесь живы. И вам будет сопутствовать успех в боях.
И пошла прочь, унося на плече ворона.
Не сразу викинги решились негромко заговорить:
– Кто это был? Старость? Смерть?
– Зубы-то, зубы видел?
– Да что зубы?.. Видел у нее в руке нитку, смотанную в клубок?!
– Точно! Одна из норн, что прядут нити человеческих жизней!
– Чья жизнь была у нее в руке? Твоя? Моя?
– Хорошо, что клубок в костер не кинула! А ведь могла бы!..
– Им понр-равились твои зубы, – сказал Ворон, когда странники отошли подальше.
Баба-Яга сдержанно ухмыльнулась. Эти железные клыки она в свое время заказала кузнецу, чтобы перегрызть сосну, на которой прятался сбежавший из избушки мальчишка. Правда, пока обалдевший кузнец выполнял заказ, мальчишка слез с сосны и сбежал… Вот почему Яга тогда не подумала, что такое запросто может случиться?
И сама себе призналась: обленилась, отупела от сытой людоедской жизни. А встряхнула ее судьба – сразу мозги на место встали. И Одина вокруг пальца обвела, и покушать раздобыла… Пожалуй, Баба-Яга и без колдовства не пропадет!
– Бумагой пахнет! Не знаешь, вещун, что дальше?
– Др-ревняя Гр-реция!
Грецию, солнечную, яркую и зеленую, такую теплую после Скандинавии, странникам не удалось толком посмотреть: клубочек упорно тянул их к следующей странице. Но в одно неприятное приключение Баба-Яга все-таки вляпалась…
Шла старуха по каменистой пустынной дороге, бегущей среди зарослей лавра. Лапти давно истрепались, шла босиком. Но лицо было куда бодрее, чем в лесу, у избушки, когда она слушала царевича и соображала, с какого бока его вкуснее жрать. Яга весело болтала с вороном, а когда услышала за спиной конский топот – просто сошла с дороги, чтобы колесница пролетела мимо.
Но лошади почему-то испугались старой бродяжки, рванули в сторону, вломились в кусты. Возница управился с ними, остановил… но богато одетый мужчина зрелых лет, стоявший позади возницы, от внезапного рывка не удержался и свалился на дорогу. Если и ушибся, то легко: тут же вскочил, бешено глянул на Ягу и выхватил у возницы бич.
– Как посмела ты испугать моих лошадей, нищая дрянь?! – рявкнул он и с размаху хлестнул старую женщину.
Удар пришелся по плечу. Яга не вскрикнула, не дрогнула, не поднесла руки к ушибленному месту. Она шагнула к обидчику. Встретила его взором, полным яростного огня. Подбоченилась и сказала жестко, словно колдовская сила была при ней:
– Ты поднял руку на старуху? Да чтоб тебя за это убили твои же дети!
Таким грозным и властным был ее голос, что бешенство в глазах противника сменилось страхом. Он выронил бич и, не сказав ни слова, вернулся в колесницу. Возничий поспешно подобрал бич, занял свое место и хлестнул лошадей.
Выйдя на дорогу, Баба-Яга молча глядела вслед уносящейся колеснице. Она не сделала ни шагу, словно ждала чего-то.
Чутье не подвело старуху.
Чистое, яркое небо вдруг потемнело, затянулось облаками. Огромная туча опустилась к дороге, нависла перед Ягой.
На туче восседал мощный, широкоплечий, с бычьей шеей мужчина без возраста. Молод ли он, стар ли – сказать было нельзя. Властью, грозной силой веяло от него. А в правой руке он держал нестерпимо сверкающую молнию.
Звучно и четко выговаривая каждое слово, мужчина произнес:
Яга не отвела взгляда, словно не молнию держал бог-тучегонитель, а простую свечу. Только чуть дрогнула ее бровь: мол, ты так? А и мы так умеем! И заговорила нараспев:
Сначала Зевс-Громовержец опешил от наглости смертной женщины. Потом вслушался в ее слова. А когда Яга замолчала, молния скользнула в тучу. Зевс чуть подался вперед и заговорил иначе – просто, очень по-человечески:
– Бабушкой своей я горжусь. Моя бабушка – Гея-Земля. Мать мне – дочь ее, богиня Рея. А вот с отцом, знаешь, не повезло. Нет, бог-то он был сильный, властный. Кронос – само время! Понимаешь ли, что это значит?
– Понимаю, – серьезно кивнула Яга, тоже оставив былинный распев. – Кто же с временем-то потягается!
– Вот-вот… А он все-таки боялся, что его погубят потомки. И глотал своих детей – одного за другим. Мать рожала, а он жрал! И меня бы не пощадил. Но мать его перехитрила, подсунула ему камень в пеленках. А потом мать и бабушка прятали меня на далеком острове, пока я не вырос и не смог с отцом поговорить по-мужски… – Зевс нахмурился. – Помню ли я мать? Да. И если бы кто-нибудь не то что ее посмел бы оскорбить, а хотя бы от ее священного дуба щепочку отколол, я бы его…
Громовержец сжал кулаки, борясь с волнением. Старуха молчала, глядя на него с сочувствием.
Успокоившись, Зевс продолжил:
– Ладно. Проклятие твое, конечно, страшное. Но и Пелий, честно сказать, дрянь человечишка. Хоть и сын Посейдона, а дрянь. Брата согнал с престола, племянника на верную смерть послал – золотое руно добывать… Что ж, коли убьют его родные дочки, мир это переживет.
Туча поднялась в небо и медленно поплыла прочь.
– Вот ведь – бог, а соображает, – тихо сказала Баба-Яга ворону. – Ладно, пойдем-ка мы за клубочком…
Мир, куда угодили странники, не был знаком ворону, а уж Бабе-Яге – тем более.
Он мог бы поразить своей красотой, этот мир, словно выписанный тонкой кисточкой на шелке: гора, деревья, люди у горной пещеры. Увы, он был тосклив и мрачен, полон даже не тьмы, а серых унылых сумерек, сочащихся то ли с бесцветного неба, то ли из пещеры. Деревья в полном безветрии склонились, словно под ураганом, и умоляюще тянули ветви к горе. Птицы не пели. Но и тишина не царила в мире: он полон был тихими рыданьями. У подножья горы, возле пещеры, собрались мужчины и женщины в странных одеяньях, плакали и негромко причитали.
Клубочек тянул мимо, на другую страницу. Но чтоб Яга прошла мимо чего-то непонятного… да сроду с нею такого не бывало! Ворон только неодобрительно каркнул, но отговаривать спутницу не стал. Умная птица хорошо знала свою хозяйку.
Когда Баба-Яга приблизилась к пещере, ворон встрепенулся на ее плече и тревожно, тихо произнес одно слово:
– Боги.
Это Яга уже сама поняла. И не только потому, что видала когда-то своих, славянских богов, а в странствии и с чужими познакомилась. Нет, просто собравшиеся у пещеры мужчины и женщины держались не так, как простые смертные. Они горевали искренне, но красиво. Они не бились в истерике, а произносили негромкие жалобные речи, изящно простирали руки к пещере, отирали слезы длинными рукавами…
