Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина
— Сёма, перстень …
— Они забрали его. Гады!
— Да, — уныло проговорила Фру, — тут всё вокруг кишит гадами.
Она пригорюнилась было, но оглядевшись и оценив сложившуюся ситуацию, принялась сосредоточенно сочинять план действий. В тёмном коробе грузовика она разглядела ещё троих: рослого, широкоплечего, высушенного, как Аральское море, старика с доисторическим картузом на сивой голове и двух девчушек-подростков, пугливо таращивших глазёнки в зарешёченные оконца-бойницы тюремной будки. На мужчине тоже были «браслеты», с той лишь разницей, что руки находились впереди. Для него это был, хоть и косвенный, но всё-таки обнадёживающий признак. Запястья же спасителей человечества силовики предусмотрительно сковали за спиной. Как говорится, от греха подальше.
Бойцы ОМОНа рассудили так: «Мало ли что эта бритая каналья может выкинуть в следующий раз, если одним только нежным движением своего пальчика она раскидала вышколенных дьяволов из группы захвата, готовых по сигналу в ухе не только любого согнуть, но и закатать в асфальт. Да и бойфренд её оказался не прост. По первоначалу был, что овца на выпасе, а потом вдруг активизировался и давай кулаками махать. Пришлось поставить ему на фейс пару примочек. Мужик заслужил респект, бился клёво, хоть и без малейшего шанса. Задача была проста — наматывай лохмы на кулак и мочи с оттяжкой. И, если бы координатор не дал «отбой», то везли бы его сейчас не в автозаке, а в труповозке на законных обоснованиях — оказание сопротивления при задержании».
Грузовик, не снижая скорости, заныривал за повороты так лихо, что арестованные катились кубарем с одного сиденья на другое. В окошке, отделяющем узников от правоохранителей, возникала красная рожа и глумливо, в зэковском стиле, с хрюканьем и гиканьем, ржала. Особая веселуха воцарялась в кабине, когда машина на всём ходу проскакивала «лежачего постового». Тогда пленники взлетали к потолку, а красномордый багровел ещё больше и закатывался гомерическим хохотом. Школьницы, забившись в угол, глядели на мерзейшую харю с ужасом. Старик несколько раз поворачивал худое арийское лицо в сторону насмешника и смотрел сурово, как директор школы на шкодливого недоросля. Потом он перестал обращать внимание на издёвки блюстителя, обвёл присутствующих взглядом и озвучил общее мнение:
— Да, ребята, они — самые что ни на есть гады… Я эту нечисть в рядах Красной Армии гнал до самого Берлина! Бил и давил вот этими руками! — яростно отчеканил мужчина, потряс кулаками под аккомпанемент наручников, скрипнул зубами и весь завибрировал. — Воевал за свободу, за Россию, за будущее детей. Отлично понимал, за что на смерть иду. А вот теперь никак не могу скумекать, Русь нынче чья, Китайская или Английская?
При этих словах Столпник, сидевший съёжившись, вскинулся, расправил плечи, поднял на старика гневно сверкающий глаз, разнял слепленные кровью губы, и загремел, заметно выпячивая великоросскую букву «о»:
— Человече, негоже тебе такие речи держать! Русь — Богом данная нам земля, она — матушка, кормилица, мы её никаким английцам или китайцам, прости Господи, не отдадим! — при этом послушник по привычке поглядел по сторонам, ища угол с образами, и попытался освободить правую руку со сведёнными в щепоть пальцами. Тщетно. Отдать Богу Богово не вышло, и он ещё неистовей засверкал глазом.
На слова Семёна красноармеец ответил проницательным взглядом, но сказать ничего не успел, потому что автозак вновь заплясал с подскоками и грохотом. Уже дважды после прозвучавшей патетической тирады весельчак из водительской кабины светил сквозь граты раскалённым рылом на несчастных невольников. Дважды девчонки летели от одной стороны грузовика к другой, визжа и скребя пальчиками по сиденьям. Оба раза парень и девушка соскальзывали с лавки на пол, беспомощно барахтались, а потом, изловчившись, вскакивали. Набычившись, они пытались сохранить равновесие, стояли с широко расставленными ногами и полусогнутой спиной.
Ветеран, уперев колени в ребро супротив расположенного седалища, ловко сохранял устойчивость. Это было не удивительно, при его-то росте. Он всё смотрел на Столпника испытующе. Старику казалось, что молодой человек родом из другого мира. Необычная речь, патриотизм в чистом виде, без примеси современной шелухи, оставляли на парне отпечаток нездешности.
— Что ж, паря, твои сыновние чувства к Отчизне меня порадовали. Но ты ещё слишком молод, а я почти сто лет прожил, знаю, что говорю.
— Всего сто лет? — миролюбиво пробасил послушник, в который раз умащиваясь на лавке рядом с подругой. — У нас в Разумихине народ живёт по триста лет с гаком. Так что…
Фру пырнула Семёна локтем в бок, и тот прикусил язык.
— Ха-ха-ха! Ну, ты меня рассмешил. Разумихино — это из какой сказки?
— А это шутка, просто шутка, — поспешила исправить ситуацию девушка и фальшиво улыбнулась.
Парень увидел, как её лицо вдруг изменилось, стало похоже на мордочку летучей мыши с клыкастым ртом. Он тоже двинул подругу локтем. На её лысой голове, лишённой бейсболки, как-то сразу стали очень выделяться остроконечные уши, неестественно крошечный подбородок и сплошь тёмные, без белков, глаза. Смятый головной убор, под козырьком которого она скрывала инопланетные признаки, валялся в углу, поднять его с пола, а тем боле надеть не представлялось возможным.
Парочка притихла и опустила лица в пол, стараясь приглушить пристальное внимание собеседника. В полумраке, видимо, никто ничего не разглядел. Старик поправил скованными руками картуз и вздохнул:
— Э-хэ-хэ… Раньше в этих колымагах возили на живодёрню собак, а теперь…
— Дедушка, за что они нас?.. — пролепетала одна из девчушек, та, что постарше, и уронила на щуплую коленку, прикрытую юбчонкой, слезу. — Ведь мы всего-то вышли в аптеку… за лекарством.
— Для Кузи, — вставила та, что поменьше. — Это наш тойтерьер. Он проглотил пуговицу, и у него образовался запор. Ему очень-очень срочно нужно слабительное.
— У кого-нибудь есть телефон? — задала правильный вопрос старшая. — Наши забрали дяденьки с дубинками.
— Мой тоже отняли, — ответил ветеран. — А у вас? — обратился он к народным спасителям. Те молча повертели головой.
— Дедушка, а нас тоже отвезут на живодёрню? — захлюпала носом младшенькая. Послышался жалобный скулёж.
Все призадумались, не исключая и такого развития событий. Семён ворочал тяжёлые мысли: «Чего доброго посадят в темницу, на цепь. С них станется. Продержат месяц, а то и год. Может, и вовсе, как египетского раба, кинут в яму с крокодилами. А тем временем отродье змеиное расползётся на все четыре стороны. Обратно в материно лоно их не затолкаешь. Н-н-да… Как же нам вызволиться от плена, а наипаче от неминучей гибели? Эх, яз-зва-а*…».
В это время его напарница строила план возвращения перстня. Она опасалась, что без него не справится с ситуацией, и сосредоточенно настраивалась на алгоритм действий. Если не удастся выбраться из этой западни, то операция будет провалена. Тогда придётся дожидаться очередного временного круга, чтобы на ходу в него вскочить и повторить всё заново. «Повторить-то, может и удастся, но шанс будет безвозвратно потерян, я не останусь на Земле в облике человеческом. Боюсь, не вернусь в родную Кампучию», — печалилась Фру.
А старик ничего не боялся — ни цепей, ни живодёрни, ни даже всемирного краха. Он думал о том, как успокоить детей.
— Что скажет мама?! — в один голос запищала мелюзга.
Девчушки заметно дрожали, тонкие ножки в цветастых лосинах так и ходили ходуном, льняные хвостики на головах тряслись не хуже замёрзших собачьих хвостов, носы покраснели, а губы посинели. Кулачками они тёрли мокрые глаза, и это последнее обстоятельство вызвало у взрослых готовность что-нибудь соврать, как-то успокоить.
Красноармеец крякнул и сник. Но тут же выпрямился, высоко поднял голову и улыбнулся, отчего по лицу его во все стороны побежали морщинки. Но они странным образом не портили, а украшали его. В зловещем тарантасе точно солнышко засияло, и дети, тронутые его лучами, притихли.
