Стивен Браст - Пятьсот лет спустя
– А вот и вы, мой дорогой Кааврен! Я вас жду.
– Айрич!
– Собственной персоной. А что вас удивило? Отчего такое выражение у вас на лице?
– Несколько минут назад я думал о вас, Айрич.
– Обо мне? Я рад, что мои друзья обо мне думают. А что вы обо мне думали?
– Сначала скажите мне, Айрич, где Пэл и Тазендра?
– Пэл пробыл тут со мной некоторое время, а потом отправился к вам домой, где намерен нас дождаться.
– А Тазендра?
– Провела час в Крыле Дзура, а сейчас спешит вдогонку Пэлу. А что, для нас есть дело?
– Очень похоже, что есть, – улыбнулся Кааврен. – Присоединитесь к нашим друзьям, дорогой Айрич, и скажите им, чтобы наточили свое оружие. Возможно, завтра нам придется немного поработать.
– Хорошо. Вы же знаете, я никогда не задаю вопросов.
– Отлично знаю. И еще, Айрич, следует отправить слуг из города.
– Я уже распорядился.
– Вы? Вам известно, что произойдет завтра? Ах да, я совсем забыл. Вы же только что прибыли от его высочества. Кстати, вы его поддерживаете?
– Я считаю его своим другом, но если бы я его поддерживал, меня бы здесь не было.
– Хорошо, – проговорил Кааврен.
– Мне нравится, когда вы смеетесь, – улыбнувшись, заметил Айрич.
– А мне нравится, что у меня наконец появился повод для радости. Идите, друг мой. Завтрашнее утро будет кровавым, а сегодня мне нужно заняться бумагами. Я еще поработаю несколько часов.
– В таком случае до завтра.
– До завтра.
ГЛАВА 29
Наконец последние инструкции были написаны – причем, заметим мы, так четко и ясно, что Кааврен не сомневался: никто из его подчиненных ничего не перепутает. Он удостоверился в том, что под документами стоит его подпись, а затем положил каждый на свое место. Только после этого, потирая глаза, Кааврен позволил себе отправиться домой.
Несмотря на то что наступила ночь, улицы продолжали жить напряженной жизнью – Кааврену даже показалось, что воздух дрожит от напряжения. Прежде всего он обратил внимание на то, что прохожих больше, чем обычно в такой час, причем многие люди явно покидали свои дома. Наспех прихватив все самое ценное, они пешком, на лошадях, в фургонах или экипажах – в зависимости от достатка – устремлялись к воротам, ведущим из города. Кроме того, среди тех, кто решил остаться, царили самые разные настроения – от настороженного ожидания до страха и злобы. Кое-кто даже позволял себе открыто враждебные высказывания и жесты в адрес Кааврена, поскольку он был в форме, впрочем, никто из смельчаков близко подходить не решался, а после своего отважного поступка они тут же пускались наутек.
Проходя проспект Парка Семи Лебедей, Кааврен заметил, как в тени лавки, торгующей консервированными фруктами, кто-то прячется. Приглядевшись повнимательнее, Кааврен сообразил, что перед ним Раф, продавец пирогов.
– Мой дорогой Раф, – сказал Кааврен, подходя поближе. – Как дела?
– О-хо-хо! – жалобно простонал Раф. – Это вы, капитан?
– Конечно я, а кто же еще? Но расскажи мне, что явилось причиной печали, омрачающей твое лицо?
– Вы меня спрашиваете! – вскричал Раф.
– Да, я тебя спрашиваю. Мне кажется, что я уже два раза тебя об этом спросил. Так что же случилось, друг мой?
– Я погиб, капитан. Разорен!
– Разорен? Но ведь всего две недели назад твое дело процветало!
– Такова судьба человека, – согласился Раф. – Одно короткое мгновение, и ты падаешь с высоты в самую грязь.
– Что же все-таки случилось? Неужели никто больше не покупает твои пироги?
– Мои пироги? – застонал Раф. – А разве я могу продавать пироги?
– У тебя больше нет пирогов?
– Ни одного.
– Но мне казалось, что у тебя есть телега и...
– Телеги больше нет, – всхлипнул текла. – Разломали негодяи, которые решили, что могут нагрузить ее своими пожитками, чтобы покинуть город.
– Честное слово?
– А что тут такого? – продолжал Раф. – Вот уже три дня я не могу позволить себе покупать муку, необходимую для моих пирогов. Поэтому и пирогов нет.
– Ты не можешь покупать муку, мой дорогой Раф? Неужели такое возможно? Я считал тебя состоятельным человеком.
– Цена на пшеницу, мой дорогой капитан, неслыханно подскочила. И если ни у кого нет денег на хлеб, кто же станет покупать пироги? А моя жена...
– Что твоя жена?
– Никому больше не нужны горшки, которые она делает. Мы лишимся своего дома, если не уплатим налог. Правда, его просто могут взять и разрушить.
– Как это разрушить?
– Все говорят о наступлении на дворец, капитан.
– Все? Кто все?
– Все! А если они пойдут на дворец, тот ответит тем же – и что останется от города?
– Да ладно тебе, успокойся, – проговорил Кааврен. – Не может быть, чтобы все было так плохо. Надежда есть всегда.
Однако текла никак не желал успокаиваться и, потратив на уговоры некоторое время, Кааврен вручил Рафу несколько серебряных монет в надежде, что они помогут ему справиться с проблемами. Раф заплакал от благодарности, и, уезжая, Кааврен понимал, что оставляет у себя за спиной несчастного человека, чья душа исполнена горечи.
Выйдя на улицу Резчиков Стекла, Кааврен раздумывал над своим разговором с Рафом и планах на завтра, и тут на него напал Дунаан.
Мы просим у читателя прощения, если такой поворот событий показался ему слишком резким, но, поскольку история является переложением событий жизни, а история, которую мы рассказываем, посвящена Кааврену (а не Дунаану), нам кажется, что будет правильно, если мы обратим внимание на реакцию Кааврена. Кроме того, с точки зрения Дунаана, события вовсе не развивались резко и неожиданно. Как раз наоборот: выяснив, каким маршрутом Кааврен возвращается домой, он потратил достаточно много времени, выбирая место для засады, и довольно долго его прождал, поскольку не знал, когда тот намерен проехать по улице. Трое наемных убийц должны были проследить за передвижениями Кааврена и обеспечить, с одной стороны, отсутствие полиции, а с другой – позаботиться о том, чтобы рядом не оказалось никого из друзей Кааврена.
Мы должны отметить, что, хотя трое безымянных убийц выполнили порученное им дело, они не должны были находиться в поле зрения, когда Дунаан нападет на Кааврена. Да и вообще, их не посчитали необходимым подробно проинформировать о том, что должно произойти. Впрочем, так полагалось по обычаям джарегов и так и было сделано; если один из них попадет в плен и будет вынужден давать показания под Орбом, он скажет, что не видел, как Дунаан кого-то убил, и даст клятву, что ничего не знал о его планах. Орб подтвердит правдивость его слов; в результате вынести Дунаану и его сообщникам приговор будет чрезвычайно трудно.
