Эльфийские хроники (сборник) - Фетжен Жан-Луи

Этайна увидела, как молодой человек процедил сквозь зубы какое-то ругательство и обменялся быстрым взглядом со вторым мужчиной, который, по-видимому, был его телохранителем. Он наверняка разозлился на этого охранника, которого звали Эврар, за то, что он притащил ее, Этайну, сюда, в тюрьму, вместо того чтобы просто перерезать ей горло. Молчание затянулось, и нарушила его Этайна.

— Не видать ни казни, ни какой-либо компенсации! — заявила она с такой решительностью и такой самоуверенностью, на которые только была способна.

— Да как ты смеешь?! — воскликнул шериф.

Этайна в ответ лишь протянула к нему руку. Помещение было маленьким, а потому она находилась достаточно близко от шерифа для того, чтобы он разглядел надетый на один из ее пальцев перстень. Перстень с изображением руны березы. Этот гном хотя и был шерифом, у него, тем не менее, не было ни малейшего желания вступать в конфликт с Гильдией. Он с таким смущенным видом отвел взгляд в сторону, что Этайна невольно усмехнулась.

— Я служу барону Горлуа Тинтагелю, вассалу принца Пеллегуна, сына короля Кера, — сказала Этайна, поворачиваясь к молодому дворянину.

— И что это означает? Уж не хочешь ли ты сказать, что господин Горлуа приказал тебе убить моего отца?

Да, это был, как она и предполагала, сын убитого ею торговца. Молодой дворянин, разбогатевший благодаря торговым сделкам своего отца и наверняка пытающийся теперь пробиться в высший свет. Тут есть за что зацепиться…

— Я ничего подобного не говорила, господин Гон. Однако у меня имеются сведения, которые я могу сообщить только сенешалю в городе Лот. Он будет благодарен вам, если вы доставите меня туда, и воздаст вам соответствующие почести.

Молодой человек растерянно захлопал ресницами: его, похоже, ошеломили самоуверенность Этайны и неожиданное смущение шерифа.

— Я буду вашей пленницей, — сказала Этайна, кладя свою ладонь себе на грудь — как будто для того, чтобы потянуть за остатки материи и получше прикрыть грудь. — Когда король услышит те сведения, которые я намереваюсь ему сообщить, он будет вам весьма признателен.

— А почему я должен тебе верить?

Этайна, выдержав паузу в несколько мгновений, ответила:

— А потому, что в противном случае вы не сможете выбраться из Ха-Бага живым.

Уже начало светать. Лес просыпался под звуки, издаваемые щеглами, сороками и дроздами, обитающими на его опушке. Лландон лежал, вытянувшись во весь рост, под папоротниками, листья которых, слегка раскачиваемые ветром, то пропускали через себя лучи восходящего солнца, то скрывали их. Это был один из тех моментов, когда время останавливается, — момент абсолютного покоя. Однако эльф прижимал к груди свой большой лук и стрелы, наконечники которых были смазаны ядом. Вокруг него, укрывшись в зарослях, на высоких ветках деревьев и среди кустов крапивы, замерли его товарищи, ожидающие, как и он, приближения черных волков. Днем раньше охотники обнаружили в лесу испражнения хищников, следы их когтей на коре одного из дубов и затушенный костер. Черные волки, похоже, пришли в лес не одни, а в сопровождении кобольдов — людей-собак из Черных Земель. Их было около дюжины, не больше. Возможно, это была одна из свор, оставшихся в лесу после того, как войско монстров было отброшено назад, а входы в прорытые монстрами туннели обвалились. Наверняка ведь не все монстры были убиты во время сражения, и не всем им удалось сбежать в Черные Земли. Сколько-то из них — возможно, несколько сотен — волей или неволей осталось в Элианде, и теперь орки, кобольды и черные волки бродили по лесу — неподалеку от опушки — маленькими группами, выходя при этом из своих убежищ только по ночам. Наутро охотники находили наполовину съеденные туши животных, а иногда и труп какого-нибудь эльфа, который безрассудно решил побродить по лесу в одиночку, и даже мертвые тела людей. В течение вот уже нескольких месяцев лучники Элианда выслеживали монстров шайку за шайкой, свору за сворой, намереваясь постепенно истребить их всех до одного, чтобы ходить по лесу снова стало безопасно.

Это была не настоящая война, а своего рода охота, однако подобные — пусть даже и не очень-то героические — налеты на монстров из засады постепенно притупляли чувство стыда, которое испытывал Лландон из-за того, что он не принимал участия в сражении. Эти нападения также ослабляли угрызения совести, которые были такими болезненными, что все его тело, казалось, от них содрогалось, а сердце и горло судорожно сжимались. На время боевых действий Лландона отпускали муки совести от того, что он не нашел Ллиану, покинул Морврина и вернулся в Силл-Дару один.

Никто не знал, что произошло затем с королем Элианда. На протяжении многих дней Лландон пребывал в одиночестве, вдалеке от своего клана, в котором каждый взгляд и каждое слово казались ему упреком. А затем его разыскал старый Гвидион. Он сказал, что его, Лландона, ждут его товарищи Маерхен и Ллидас, которых, как и его, когда-то ранили волки (черные, каких они выслеживали сейчас) и которые вполне могли понять терзавшие его чувства. Ллидас едва не погиб — как погибли в тот день некоторые из его друзей, — поскольку волк распорол ему живот ударом своей когтистой лапы. Маерхен же лишился ладони: ее откусил ему один из этих хищников. И Ллидас, и Маерхен сейчас находились где-то неподалеку от Лландона: прятались за деревьями или под листьями папоротников. Остальные охотники его группы были совсем еще юными. Новичков очаровывали раны подростков постарше, они были готовы идти вслед за ними в самую чащу леса, чтобы убивать там черных волков и, возможно, завоевать для себя право когда-нибудь принять участие в настоящем сражении. Этих юных охотников было намного легче заметить в лесу, потому что они таскали на плечах шкуры убитых ими животных. Продолжалось это, как правило, недолго: большинство из них в конце концов сбрасывали вонючие атрибуты дешевого тщеславия, а те, кто продолжал носить шкуры, долго не выживали, и потом уже некому было рассказывать о совершенных ими подвигах.

Все это сейчас уже не имело смысла. В соответствии с решением, принятым советом, эльфы скоро отправятся воевать с монстрами совместно с людьми королевства Логр. На этот раз он, Лландон, займет свое место среди лучников Элианда. Может, он при этом сумеет остаться в живых, а может, погибнет, но в любом случае он избавится от тяжкого груза, лежащего на сердце.

Прямо над ним стремительно пролетел, заставив зашелестеть листья, воробей. Мгновением позже Лландон почувствовал запах черных волков. Он бесшумно приподнялся на одно колено, выставил лук перед собой и прислушался. Волки находились пока что еще далеко от него. Их было трое — а может, четверо, — и те, кто их сопровождал, тихонько позвякивали при ходьбе то ли оружием, то ли доспехами. Лландон, привстав, осторожно выглянул из папоротников и, всмотревшись, различил вдалеке тропинку, петляющую среди деревьев в низине. На ней никого не было. Монстры находились все еще вне пределов видимости. Наверное, на расстоянии в половину льё. Лландон поднял взгляд и увидел Ллидаса, который пристроился на ветке дерева на расстоянии броска камня от него. Ллидас покачал головой и дважды издал такие звуки, какие издает сорока. Листья деревьев и папоротников кое-где еле заметно зашевелились, но это дало понять Лландону, что его группа готова, что стрела у каждого положена на тетиву, что все начеку и что они сейчас такие же безмолвные и неподвижные, как деревья и камни. Волки их не заметят. Готовясь к охоте, эльфы натирали свое тело мазью, изготовленной из лесного лука или плевела, и тогда от них пахло так, как пахнет от леса. Что касается кобольдов и орков, то чутье у них было не лучше, чем у обычной собаки. Поэтому сейчас эльфам оставалось лишь спокойно ждать, когда монстры подойдут поближе.

Лландон посмотрел назад. Там, на расстоянии броска камня от него, он и его товарищи прямо на тропинке положили полотняный мешок с уже начавшими дурно пахнуть тушками двух зайцев. Охотники рассчитывали, что запах мяса заставит хищников потерять осторожность, броситься вперед и угодить прямехонько в приготовленную для них ловушку. Лландон закрыл глаза, чтобы сконцентрироваться на запахе волков — пока еще еле заметном, — но тут вдруг он почувствовал, что рядом с ним кто-то есть.