Николай Князев - Владигор. Римская дорога
— Нападай, Маврик! — крикнул Филипп и швырнул в Маврика горсть фиников.
Гости с радостными воплями последовали примеру императора. Вскоре весь пол был усеян фруктами-в этот момент рабы как раз переменили стол, и пирующие приступили к десерту. Но напал Владигор — тело его пружиной взвилось вверх, и он ударил Маврика ногой в голову — удар, не раз спасавший ему жизнь. Маврик, недвижный, растянулся на мозаичном полу.
— Добей его! — заорал белолицый, но, поймав на себе хмурый взгляд Араба, осекся.
— Зачем же добивать, он хороший боец… Еще порадует нас… Унесите его… — приказал Филипп. — А ты, — едва заметно кивнул он в сторону белолицего, — уже достаточно надрызгался, пора бы тебе и домой…
Тот поспешно поднялся и, кланяясь, попятился к двери…
— Это теперь твое место, Безумец. — Филипп указал на освободившееся ложе. — Оно тебе нравится?
— Не хуже того, что в казарме гладиаторов, — ухмыльнулся Владигор, ложась на указанное место.
Золотая ткань покрывала была еще тепла, согретая телом белолицего.
Виночерпий тут же подал гладиатору наполненный до краев кубок. Вино было неразбавленным. Филипп надеялся, что Владигор, опьянев, выболтает ему что-нибудь интересное. Зачем же ждать, когда вино ударит в голову, — не лучше ли начать разговор немедленно, когда ум ясен, а Араб уже изрядно пьян… Владигор отлил несколько капель вина в жертву богам, хотя и подумал, что не шибко они торопятся прийти ему на помощь, и заговорил, глупо ухмыляясь, будто в самом деле был безумен:
— Кстати, Араб Август… — Более нелепое обращение трудно было бы придумать. — Тот камень, что ты украл у Мизифея, тебе лично ничем помочь не сможет…
Рука Филиппа дрогнула и расплескала вино.
— О чем ты?..
— О ВЕЛИКОМ ХРАНИТЕЛЕ… Или Зевулус не сообщил тебе название камня?
Ноздри приплюснутого носа раздулись. Филипп сжал губы, причем верхняя захватила нижнюю, — и без того уродливое, лицо Араба сделалось страшным.
— Пошли вон! — рявкнул он на прислушивавшихся к их разговору гостей. — На сегодня хватит! Скучно с вами… никто из вас не воевал… сидели тут в Риме, растили жир на заднице…
Гости поспешно ретировались к двери. Один поскользнулся на разбросанных финиках и упал. Рабы бесцеремонно подхватили его под руки и потащили к дверям.
— Повтори, что ты там болтал о камне, — стараясь говорить равнодушным тоном, сказал Филипп, когда триклиний опустел.
Владигор не торопился отвечать. Пригубил вино и отведал немного печенья.
— Я всего лишь сказал, что камень, взятый из ларца Мизифея, может представлять интерес для меня или Зевулуса. Но никак не для тебя…
Филипп хитро прищурился:
— Так я тебе и поверил, варвар.
— Ну, во-первых, я римский гражданин… а во-вторых, ты же поверил Зевулусу, когда тот сказал, что он — пришелец из другого мира?
Удар достиг цели, но Араб постарался сделать вид, что этого не произошло.
— Чародеи любят болтать лишнее, — фыркнул он почти натурально.
— Я тоже… Так вот, повторяю — для меня и для Зевулуса этот камень представляет ценность, а для тебя никакой, потому что это камень из нашего мира.
— Зачем ты мне это все говоришь, в толк не возьму. Уж не думаешь ли ты, что я подарю тебе камень?
— Именно… — кивнул Владигор. — Ты подаришь его победителю во время Столетних игр. И этим победителем стану я.
Филипп усмехнулся — одними губами, — его желтые глаза напряженно следили за каждым движением Владигора.
— Недаром тебя называют Безумцем. А я подумал, что разум на время к тебе вернулся.
— Когда ты подаришь мне этот камень, — невозмутимо продолжал Владигор, — прямо на арене Колизея появится ТВОЙ ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ. И твоя власть над Римом сделается беспредельной.
— Откуда ты это знаешь?
— Сама Минерва сообщила мне об этом…
Филипп усмехнулся:
— Я не верю прорицателям…
— Может быть, ты и в богов не веришь?
Верхняя губа Филиппа оттопырилась больше обыкновенного — ему не нравилась дерзость, с которой говорил синегорец.
— Пусть так… Но зачем мне ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ? И так власть над Римом у меня в руках.
— Да, пока это позволяют тебе твои солдаты. А их любовь переменчива. Утром они кричат: «Будь здрав, Филипп!», а вечером придут перерезать тебе глотку. И даже если на следующее утро они пожалеют о случившемся, тебе это уже не поможет… Привести примеры или ты поверишь мне на слово?
Филипп бросил на собеседника взгляд, полный ненависти.
— Пир закончен, — проговорил он. — Твое место в казарме, гладиатор.
Едва Владигора увели, как занавесь за спиной Филиппа дрогнула и в триклиний шагнул Зевулус, причем Филипп мог поклясться, что во время пира в нише за золотой тканью никого не было. Там обычно дежурил преторианец, — в ткани были проделаны дырки для глаз, чтобы охранник мог видеть зал и всех пирующих, сам оставаясь незамеченным. Впрочем, ниша не всегда была занята во время пиров — время от времени Филипп начинал сомневаться не только в гостях, но и в своих солдатах. Кто знает — может, кто-нибудь из гвардейцев был некогда обласкан Гордианом и, помня о подаренных сестерциях, сгоряча всадит меч меж лопаток новому повелителю?
— Значит, камень у тебя. — Зевулус уселся на пустое ложе, где несколько мгновений назад возлежал Владигор. — Я так и знал… Однако же ты ловкач. Так спрятать добычу, что даже я не смог ее найти! Стоит ли напоминать тебе, что ты нарушил договор?
— Ничуть. В обмен на службу я сделал все, как ты просил: основал храм в твою честь. И ныне ты можешь находиться в Риме. А об остальном у нас не было договора.
— Мне нужен камень…
— Не сейчас…
— Когда же?..
— Ты слышал — Минерва дарует мне ВЕЛИКОГО ХРАНИТЕЛЯ в третий день Столетних игр… Вот тогда мы и получим сполна. Ты — свой талисман, я — свой…
— А ты хитрая тварь, Филипп…
— Филипп Август, — поправил его Араб. — На третий день я выведу на арену тысячу гладиаторов, по пятьсот с каждой стороны. Один из отрядов возглавит Архмонт Безумец. Ты будешь в его отряде.
— Кем? Гладиатором? — спросил Зевулус.
— А почему бы и нет? — Филипп улыбнулся своей хитрой задумке. — Ты — чародей, и без труда изменишь внешность. Он не узнает тебя. Но при этом… при этом… если тебе, конечно, удастся остаться в живых, ты можешь претендовать на камень.
— Каким образом? — Зевулус в ярости дернул свою черную бороденку — план Филиппа ему нравился все меньше и меньше.
— Я объявлю победителем Безумца. И тут вмешаешься ты… Скажешь, что дрался лучше и награда положена тебе.