Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – оверлорд
– Напротив, штиль, – заверил он. – Теперь буря повторится не скоро. Но снегу столько, что еще долго будут крестьяне пробивать дороги даже к своим сараям.
– Проторенные дороги – зло, – пробормотал я. Он вскинул брови:
– Почему?
– В жизни, как говорят мудрые, – сказал я, – нет широкой столбовой дороги. Только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по каменистым тропам.
Подошли сэр Растер и Макс, прислушались, сэр Растер сказал громогласно:
– Это слишком сложно. А вот мне отец говорил, чтобы я не покидал никогда дороги долга и чести. Единственная дорога, с которой нельзя сбиваться! С остальных – можно.
– А кто собьется с дороги, – сказал сэр Альбрехт со странной ноткой в голосе, – того вернуть на нее возможно только окольным путем, верно?
Они захохотали, я тоже засмеялся и вышел во двор. Стен почти не видно, столько под ними снега, челядь шаркает лопатами, вывозит снег на широких саночках.
У ума, мелькнула мысль, как у проселочной дороги, тоже своя проторенная колея. Хорошо еще, если сам протоптал, полбеды. Раньше я обычно ходил по тем, что протоптали другие. Только здесь начинаю бродить не так, как здесь ходят. Чаще всего, конечно, сам себя называю дураком, но все-таки иду.
– Зайчик, – крикнул я, – ты готов к нетоптанным дорогам?.. Дорога к славе прокладывается крепкими копытами!
Зайчик промолчал в конюшне. Растер пояснил за спиной, что ему навалили в ясли булыжников с примесью железа, сейчас ваш конь, сэр Ричард, и трубный глас не услышит.
А сэр Альбрехт сказал с завистью:
– Сэр Ричард, вы такими чеканными фразами говорите… При такой молодости такая мудрость!
– Я молод, – ответил я победно, – но старые книги читал!
Сэр Растер спросил почтительно:
– Сэр Ричард… э-э… можно нескромный вопрос?
– Нельзя, – отрезал я.
– Почему?
– Потому что нескромный, – объяснил я, как школьнику.
– Гм, простите, вопрос вообще-то невинный…
– Так почему же определили как нескромный? – поинтересовался я подозрительно.
Он виновато развел руками:
– Да так уж говорится. Оборот речи.
– Дурацкий, – сказал я сердито. – Дурацкий оборот! Вы, сэр Растер, и вы, сэр Альбрехт, уж заодно, теперь становитесь в некотором роде лицом гроссграфства. Так что сперва думайте, что брякаете. А не потом, как у нас обычно на лестнице.
Растер сказал еще виноватее:
– Так мы ж рыцари, а не монахи! Мы сперва, а не потом.
– Да, – согласился я, – вы правы, надо крепить церковную власть. Именно поэтому. Или нет, церковное влияние! Монастырь основать поблизости, что ли… Так что за вопрос?
Он замялся, спросил тихо:
– А что за старые книги вы читали?
Я открыл рот, постоял так, медленно закрыл, как-то не приходило в голову, что могут спросить, а надо бы предусмотреть, сам же напрашивался.
– Да как-то забыл авторов, – ответил я в глубоком размышлизме. – И названия… Вообще не запоминаю эту ерунду. Мне скорее бы текст, а там чтоб драйв, кровь, лязг мечей, крики мертвецов, ржание спартаковцев, драконы, и чтоб принцессу с приключениями с первой главы и до конца… В смысле, везли, везли, везли. А мудрые мысли в хорошей вещи вкраплены незаметно, между кровавой рубкой и постелью. Чтобы любой, кто ищет только жвачку мозговую, мог незаметненько поумнеть, даже не подозревая, что ухитрился поумнеть с кровавого экшена, а не заунывного трактата о пользе Добра.
Сэр Растер выпучил глаза, вряд ли что-то понял, даже Альбрехт смотрит озадаченно и качает головой. Растер зябко повел плечами.
– Эх, вернемся за стол, пока зима не кончилась!
– Хорошая мысль, – согласился Альбрехт и посмотрел на меня с вопросом в глазах. -А вы, сэр Ричард?
– Хорошая мысль, – согласился и я. – Идите, я потом. Если кому что срочно, я у себя.
Бобик попался дважды по дороге, всякий раз спрашивал: люблю ли его и требовал подтверждения, наконец исчез в направлении кухни, а я поднялся в покои.
Над ложем полумрак, я загасил светильник, пусть Фрида поспит дольше, сон лечит, такая крохотная и жалобная свернулась клубочком в уголке кровати, что в сердце щем. Свечи вдоль стен дают ровный желтый свет, здесь тихо и мирно…
Дрожь пронзила тело, я вдруг ощутил, что завис в космосе, хотя вот она, моя комната, мебель, однако все зыбко и нереально. В трех шагах посреди комнаты возникла вертикальная щель из лилового огня: верхний край теряется в своде, нижний уходит в пол.
В комнату лег странный неземной свет, на той стороне щели другое солнце и другая галактика. Я замер, кровь громко стучит в висках, дыхание сперло. В щель проедет всадник на коне, даже если будет держать копье острием вверх. Края страшной звездной щели подрагивают, словно живые и.. медленно сдвигаются.
Негромкий властный голос зазвучал со всех сторон, даже камни стен проснулись и заговорили:
– Время пришло…
Я охнул, перед глазами замелькали, смешиваясь в серое мерцающее пятно, картинки.
– Уже? – спросил я жалко. – Я думал, у меня еще хотя бы день…
– Уже нет, – ответил голос. – Уже нет. Торопись, Проход не ждет…
Стенки, как накрашенные губы, медленно приближаются одна к другой. В высоту портал стал ниже, даже из пола вылез острый, как шило, край.
– Но почему так рано?
– У тебя было время, – ответил всеобъемлющий голос.
– Мало!
Я задыхался, сердце колотится так, что едва не выпрыгивает через уши, ногти врезались в ладони.
– Еще хоть сутки! – попросил я.
– Посмотри, – ответил голос.
Портал сужается на глазах, краски темнеют, красный стал багровым и перешел в фиолетовый, что вот-вот сменится чернотой.
Ноги мои сами сделали шаг. Портал все меньше, придется пригнуть голову, но пройду, я остановился, чувствуя с той стороны запах прогретого асфальта и бензина.
Вселенная произнесла сравнодушной властностью:
– Через минуту будет поздно.
– Но я не готов…
– Будет поздно, – повторил голос.
Я судорожно перевел дыхание, сердце колотится, как у схваченного за уши трусливого зайца. Да что это я выбираю, выбираю, когда на самом деле уже выбрал, еще не зная, что выбрал! Когда призывал рыцарей в Армландию, предупредил, что меня не застанут, но когда велел Гунтеру вырыть тайные колодцы во всех трех замках, подсознательно понимал, что буду перемещаться под землей именно я. Никому Подземный Вихрь не уступлю, слишком велик для любого человека соблазн применять силу бесконтрольно. И вообще в глубине души уже знал, что останусь.