Полина Дашкова - Небо над бездной
— Что именно?
— Все. Науку, культуру, медицину. Тут существовала очень древняя цивилизация. Сонорхи все из нее высосали и засекретили, сделали достоянием узкого круга посвященных. Отголоски тех древних знаний блуждают по разным тайным обществам, орденам, шифруются, меняются до неузнаваемости, выворачиваются наизнанку и обретают обратные смыслы. Впрочем, я не исключаю, что моя версия полный бред. Пока я не найду эрбу, говорить вообще не о чем.
— Эрбу?
— Плотная твердая ткань, сделанная из волокон какого-то местного растения. На ней писали, это вроде египетских папирусов. Должна существовать огромная библиотека эрбу и глиняных табличек. Герман Ефремович помешан на сонорхах. Если узнает, что я ищу тут на самом деле, он меня просто выгонит. А если об этом узнают в научных кругах, меня назовут сумасшедшей.
— Но вы ведь на чем-то основываете свою версию? Какие-то следы той древней цивилизации остались? — спросил Дима.
— Все, что осталось, принято приписывать сонорхам. Но знаете, если на заборе нацарапано «Спартак — чемпион», это не значит, что его сложили римские гладиаторы. Когда я впервые приехала в эту степь, меня, конечно, интересовали прежде всего сонорхи и местной мифологией я занималась исключительно в связи с ними. Но вдруг обнаружила поразительную вещь. У двух родственных народов, тысячелетиями живших на одной территории, не просто разные, а диаметрально противоположные мифологические представления о происхождении мира и человека. У вудутов традиционная языческая схема. Грозные боги терзают друг друга, побеждает сильнейший. В перерыве между битвами создается человек, существо примитивное, бесправное. Рабочая сила для обслуживания богов победителей. Культ крови, человеческие жертвоприношения. А у шамбалов творец всего сущего Элохим, это соответствует одному из имен Бога в Пятикнижии. Человека он создал по своему образу и подобию. Никакой жестокости, насилия, неравенства. Это противоречит всем известным древним мифам и впервые возникло только в Бытии.
— В Ветхом Завете хватает жестокости и насилия, — заметила Соня.
— Да, однако, в Бытии, в первых главах, есть отголосок любви и свободы. Потом, конечно, начинаются всякие ужасы, возникает идея Бога карающего, беспощадного, но это уже более поздние наслоения. Ненасильственный источник первых глав Библии до сих пор неизвестен, всегда считалось, аналогов нет. Но мне удалось найти несколько глиняных табличек, очень глубоко под развалинами, и, судя по органическим остаткам в слое почвы, они древнее Бытия.
— Но может быть, это все-таки таблички сонорхов?
— Исключено. Храм построили на месте древнейшего шамбальского кладбища. Таблички, безусловно, созданы шамбалами, там текст, который сонорхи просто не могли написать, он полностью противоречит всем их доктринам, их мировоззрению! Я вам уже рассказывала, кому они поклонялись.
— Как же вы сумели прочитать текст?
— Среди стариков шамбалов остались те, кто знает древний алфавит. А вообще, ничего этого я вам не говорила. Если Герман Ефремович узнает, вышибет меня отсюда под зад коленкой.
И вдруг погас свет. Гул изумления побежал по залу. Рядом послышались голоса:
— Неполадки с электричеством, из-за сильного ветра, сейчас исправят.
— Нет, я уверена, так и было задумано, сейчас начнется что-нибудь интересное.
— Герман не может без сюрпризов.
— Тихо, тихо, смотрите!
В кромешной тьме по полу поползли белесые полосы светящегося тумана. Призрачные змейки стелились под ногами, между столами, взвивались к потолку, обретали форму человеческих силуэтов. Вместе с ними нарастали гулкие, какие-то подземные звуки. Вой, стоны, всхлипы, невнятное бормотание.
Конечно, было понятно, что туманные фигуры — фокусы иллюминации, а звуки раздаются из динамиков, но все равно стало жутко. Казалось, призраки поднимаются из глубины промерзшей степной земли, вьются, заглядывают в глаза черными дырами своих глазниц.
Люди за столами сначала притихли, потом начали негромко переговариваться.
— Класс! Прямо как настоящие!
— Ой, блин, да он смотрит, смотрит на меня! Эй, ты, чего уставился?
— Не нравишься ты ему.
— Пошел вон! Улетай, урод!
Что-то звякнуло, видно, отмахиваясь от призрака, кто-то сшиб со стола бокал. Затем прозвучал истерический женский смех, и мужской голос испуганно произнес:
— Киска, что с тобой? Успокойся, это спецэффекты.
Соня почувствовала, как по щеке ее скользнуло что-то холодное, омерзительно рыхлое. Пожилая дама за соседним столиком вскрикнула. Невидимая Киска продолжала громко икать, то ли смеялась, то ли рыдала.
Но тут все закончилось. Вспыхнул свет. Заиграла бодрая музыка. На эстраде опять стоял Герман Ефремович и широко, белозубо улыбался.
— А, испугались, родные мои? Адреналинчик — штука полезная! Ха-ха! Знаете, что это было? Сейчас я вам скажу! Слушайте! Близится торжественный миг. Я предупреждал, что ваши заветные желания сбудутся. Ну, признайтесь, вы ведь не верите? И правильно делаете. Все надо подвергать сомнению. Тем и отличается умный от дурака, что не верит сразу. Тут среди нас дураков нет, ни одного. И как люди умные, мы все понимаем, что исполнение желаний дело не простое. Нужны помощники. Вот я их пригласил.
— Он пьян? — прошептала Орлик.
— Нет. Он не пьет спиртного, никогда, — шепотом ответил Дима.
— Духи степных шаманов помогут осуществить желания, — весело продолжал Тамерланов, — я позвал их, и они пришли. Вы видели их, они видели вас. А теперь всем приятного аппетита! Кушайте на здоровье, мои родные! Как я вас всех люблю, сказать не могу!
Берлин, 1922Федор и доктор Крафт обедали в маленьком французском ресторане на Фридрихштрассе. Это был последний вечер. Завтра утром Федору предстояло возвращаться в Москву. Пять ящиков с лекарствами и медикаментами для кремлевской аптеки, собранные и упакованные под его присмотром, были доставлены из фармацевтической фирмы на вокзал и ждали в специальной камере хранения для дипломатических грузов. Отдельно, в чемодане, лежала небольшая жестяная коробка с лекарствами, которые доктор Крафт передал для Ленина. Эликсиры, пилюли, порошки изготовлены были самим доктором, к склянкам и коробкам Эрни прикрепил ярлыки, на них расписал, что, как и когда давать вождю.
Курс лечения был направлен лишь на то, чтобы максимально облегчить страдания больного, продлить дееспособность. Надежды на полное выздоровление нет, левое полушарие мозга практически мертво. Восстановить погибшие клетки никакими медицинскими манипуляциями не удастся.
