Михаил Пузанов - Перекресток: недопущенные ошибки
Эллиона вспомнила все это потому, что в последние дни вновь начала ощущать потерю сил и накапливающуюся злость. Будто вдалеке от любимого, сама теряла привычные силы… Может, так оно и было — кто знает. За, страшно подумать даже! сотни тысяч лет затворничества в Радужном она привыкла к кипению и бурлению огня внутри души. А отвыкла — за считанные десятки!
Радужный, ее милый и добрый, беспокойный и веселый мир. Как там сейчас Альмерин с ее проектом подводных городов? А что поделывает Эвилинити в отсутствие матери? Может, не стоило все-таки бросать ее тогда? Ведь девушке, наверняка, рано или поздно наскучат странствия по бескрайним океанам Радужного! Как бы ни был велик мир, он не бесконечен: рано или поздно беспокойная дочка нанесет на карту даже таверны на мельчайших островах! И что потом? Научится ли бродяжничать? И сумеет ли обойти все бесчисленные защитные барьеры, надежно отгородившие Радужный от внешних посягательств?! Не ясно, ничего не ясно…
Элли создавала Радужный в одиночку, но потом к ней присоединился невесть как проникнувший в «бронированный» мир Соносар. Сам он клялся и божился тогда, что ему помогла обойти многомерные защиты и барьеры некая Книга. Лазурит упорно не верила, пока и сама, гораздо позже, не познакомилась с Книгой Разума — эта могла отколоть подобный фортель, да и вообще слишком многое могла для скромной книжки с лунным серпом на обложке. Живой Книжки…
Наверное, в те дни о любви речи не шло. А может, они просто этого не понимали. Творец и будущий бродяга были довольно близки: много странствовали вместе, частенько делили постель, придумывали новые варианты мирообустройства… Но чтобы разговаривать о любви или душе, выискивать загадки и тайны? Нет, тогда о таких заоблачных вещах речь не шла — этакая бесшабашная молодость, в чем-то очень глупая. Осталась ли она позади или все еще длится в ином качестве? Эллиона не могла ни подтвердить, ни опровергнуть этой навязчивой мысли… А потом, в какой-то дурной момент она сама прогнала бродягу, из-за сущего пустяка, глупости, нелепой ссоры, но, как оказалось, очень надолго. Сыграли решающую роль стихийные барьеры вокруг Радужного мира: Тар говорил, что жил все эти тысячелетия одной навязчивой идеей — преодолеть их, а Элли почему-то не могла снять оков с мира — сама не до конца понимала, как умудрилась их сплести. А уж расплести… Оба попали в собственноручно выстроенную ловушку.
Сейчас она при всем желании с трудом бы восстановила промежуток времени между сотворением мира и новым появлением бродяги: миллион с лишним средних лет будто выпал из головы. Думаете, невозможно? Но если он пуст, как трескучий зимний ветер? Если нет ничего, что стоило бы запоминать? Только Эвилинити и запала в память: потихоньку подрастающая, облазившая вдоль и поперек Веспассу (материк, приютивший скромный дворец Лазурит и несколько природных артефактов, в том числе и Пещеру страхов), учащаяся менять роли и попросту жить, путешествовать, радоваться новым впечатлениям и знаниям. А ведь когда Тар все-таки вернулся, Эллиона так и не решилась рассказать обоим о родстве: соврала, что был "иной бродяга — не один ты такой хитроумный, что сквозь барьеры проникаешь". В результате — еще пятьдесят тысяч лет она терпела Вильфарадейю, занявшую место радом с ее любимым. И ладно, если бы демонесса с Тарведашем друг друга хоть чуточку любили, так ведь просто забавы и секса ради, да еще, чтобы ей, Эллионе, на нервы подействовать! И винить некого — все ее собственная гордость! Как бы Лазурит хотелось от нее избавиться! Столько глупостей из-за одной только неспособности признать, что человек нужен тебе больше воздуха, больше жизни!
"Не время об этом думать. Рано или поздно он придет и сюда, надо только немного подождать. Теперь-то это намного легче". Но на самом деле легче не становилось. Эллиона все сильнее «разгоралась». Впрочем, в преддверии Творения это даже неплохо — будет что выплескивать. А то, что на планете выйдет перебор с хаосом и беспорядком в природе, так даже лучше: Радужный вон только доволен остался бешеной природой, не знающей деления на сезоны, периоды и климатические зоны!
Из последних сил отгоняя мечущиеся мысли и возвращая сосредоточенность, Лазурит вновь обратила взгляд на шар. Создала интуитивный образ, который тут же во всей полноте вспыхнул вокруг невесело летящего через холод шара. Творец сосредоточилась и стала выстраивать вокруг мира духовную оболочку, подразумевающую наличие большего количества измерений пространства, чем доступно глазу живого существа. Необходимо было надстроить образ так, чтобы он соприкоснулся «нижним» слоем оболочки с краем Междумира, а верхним — с нейтральной девятимерностью. А это крайне сложно, ведь творила-то Лазурит не автономную вселенную, а планету внутри вселенной, такие контакты уже имеющей.
Под конец мыслетворчества она стала «продавливать» полученные многомерные оболочки «вглубь» пространства, разрезая их образом, словно лезвием. Физически не происходило ничего, но незримые измерения будто бы звенели и растрескивались от напряжения. Нити стихий, которые, к сожалению, невозможно было увидеть, находясь в трехмерной реальности, сплетались сейчас в причудливое кружево. Наконец, особенно большая трещина, ведущая куда-то «вниз», засочилась серым туманом, смутно знакомым Лазурит по рассказам Тарведаша о междумире. На этом она остановилась в своих созидательно-разрушительных действиях: "остальное, скорее всего, Элоам доделает сам, либо же я потружусь еще раз позднее. В конечном счете, Волк может и отказаться".
Теперь оставалось воплотить образ в материю и напитать его стихийными силами. Воплощение требовало наибольшего объема энергии, и Эллиона судорожно вдохнула, представляя, как изначальный огонь вспыхивает сейчас тревожным светом и посылает свои силы из глубины ее душевного колодца в физический мир. "Сгорая, светом для мира станьте!" — приказала Эллиона бушевавшим внутри стихийным плетениям. В этот момент она перестала ощущать себя человеком: Лазурит на секунду превратилась в компактную вселенную, полную природы, огня, разума и небес… "Сейчас я сильно ослабну и буду довольно долго восстанавливаться", — с обострившимся предчувствием чего-то недоброго подумала вечно юная Творящая. Однако отступать было уже поздно: образ она соткала, и теперь следовало упорядочить с помощью стихий материю. Неожиданно в ее глазах полыхнуло хрустально-серое пламя… и не погасло. Желто-карий цвет сменился хрустально-серым — прямая связь Эллионы с Прошлым восстановилась, малый круг замкнулся. От последней мысли Творящая вздрогнула: слова будто произнесли над ухом торжественным голосом — это была не ее мысль.
