Владимир Корн - Берег Скардара
Это прозвучало бы для меня очень трагично, если бы слова не прерывались поцелуями.
Солнышко, ведь ты могла бы уделить ему хотя бы несколько мгновений внимания. Веди именно за ним я и отправился в Монтарно. Представляешь, все мои приключения и начались с этого. Он стал причиной того, что я не мог увидеть тебя столько времени. Помню, когда я вынул камень из кармана, и начал рассеяно его разглядывать, у Иджина глаза стали его копией: такие же огромные и черные.
— Где ты его взял? — спросил он.
— Да так, по дороге попался, — все, что и оставалось мне ответить.
Помню, как Иджин смотрел на меня, согнувшегося пополам от смеха и не могущего произнести не слова, когда он сообщил мне, что это за камень.
А ты его сразу под подушку.
Вид у Янианны вдруг стал очень мечтательным, и она сказала:
— На днях прибудет посольство из Скардара во главе с Золотым Рогом.
— Не понял, с кем во главе? — озадачился я.
— С Золотым Рогом, Артуа. Говорят, потрясающий мужчина. И мне так хочется его увидеть.
После этих слов Яна приняла еще более мечтательный вид.
— Знаю я его — только и оставалось, что небрежно заявить мне. — Мы с ним на одном корабле шли.
— Какой он? — глаза у Яны горели неподдельным интересом.
— Он? Он… Вид его ужасен, а лик его прекрасен — вовремя всплыло в голове — Самые красивые женщины Вселенной падают в обморок, лишь только он дотронется до них.
Я встал, накинул халат. Нет, я не стеснялся своего тела, еще чего. Причиной тому были два немаловажных обстоятельства. Во-первых, был у меня еще один шрам на правом плече, который мне удалось удачно скрыть от Яны.
И главное, сейчас мне предстоит сделать очень важное заявление.
Я подошел к столу, на котором лежал мой пояс, и вынул из ножен кинжал. Кинжал имел форму, похожую на коготь, а рукоятка его была выполнена в виде головы дракона. Назывался кинжал Дерториером, что переводилось как "драконий коготь", и он служил символом власти правителя Скардара. Само слово Дерториер на имперском имело легкое созвучие со словами "Золотой рог". Вот только не нравилось мне почему-то, что именно с рогами.
Подойдя к темному окну, я посмотрел сквозь него задумчивым взором.
— Признаюсь, Янианна, я и есть правитель Скардара. — голос мой был суров и печален. — Как ты поняла, прибыл я сюда инкогнито, чтобы самому выведать все военные секреты Империи, все ее тайны и слабости. А потом — произнес я с тяжелым вздохом — потом, я пойду на тебя войной.
Весь мой вид говорил о том, что мне очень не хочется этого делать, совсем не хочется, но избежать войны не удастся.
Янианна чуть изменила позу, провела рукой по легкому покрывалу, прикрывающему ее, и произошло чудо — покрывало исчезло. Нет, оно никуда не делось, но перестало хоть что-либо скрывать.
— Пойди на меня войной, Артуа, очень тебя прошу — голосок Яны при этом звучал очень жалобно. — Я так люблю, когда ты на меня ходишь войной…
Затем интонации ее голоса изменились, и стал он звучать весьма злорадно:
— В последнее время это так редко бывает. Раз в девять месяцев!
Конечно же, я пошел на нее войной. Вот только блицкрига не было. Не было, потому что блицкриг на такой войне, он даже не сродни поражению, а гораздо, гораздо хуже.
И снова мы лежали, обнявшись так тесно, что, казалось, были созданы из единого целого. И снова я прислушивался к ее дыханию, и снова мне хотелось, чтобы такое продолжалось вечно.
— Нет, теперь я тебя никогда и никуда не отпущу — прошептала Яна, прижавшись ко мне еще теснее, так, что я даже испугался, что ей станет больно.
— Конечно любимая, теперь мы никогда не расстанемся — заявил я. — Ведь я приехал, чтобы забрать тебя с собой…
Спасибо тебе любимая, за эти испуганные глаза, за то, что не заявила мне, отодвинувшись:
— Артуа, да ты совсем умом рехнулся, покуда шлялся неизвестно где. Куда же я от всего этого?..
Спасибо. Не нужно мне ничего, абсолютно ничего. Я хочу всего лишь вдыхать запах твоих волос, касаться кончиками пальцев твоего лица и целовать тебя, целовать… За это я отдам все на свете. Кроме чести.
Но вот и настала пора самого важного вопроса. Сейчас мое сердце колотилось не меньше, чем после первой нашей встречи, когда я все не решался спросить Янианну, встретимся ли мы снова.
Когда случилось так, что перед самой нашей свадьбой мне пришлось исчезнуть на долгие девять месяцев, Яна ждала ребенка, моего ребенка. И я до сих пор не решался спросить ее о нем, хотя изредка она поглядывала на меня как-то уж очень особенно.
Не знаю, существовал ли у династии Крондейлов, к которому принадлежала Янианна, особый дар, позволяющий определить ложь, ведь человеку проницательному такое не составит особого труда, но проклятие существовало определенно.
Вот уже несколько столетий в императорской семье всегда рождался один наследник. Нет, иногда их рождалось и больше, но выживал он всегда один. И вот теперь я боялся спросить, потому что когда Яна получила от меня письмо, она была на восьмом месяце.
А взгляд ее стал совсем уж требовательным. И я решился.
— Янианна, может быть, ты все же покажешь мне нашего ребенка — я постарался, чтобы мой голос не дрогнул и затаил дыхание в ожидании ответа.
— Наконец-то, Артуа! Я уже было подумала, что никогда этого не услышу — тут же откликнулась Яна — Пошли, я покажу тебе нашего ребенка! — и прозвучало это очень зловеще.
Я шел вслед за ней, и сердце не переставало биться значительно чаще, чем обычно. По крайней мере, он жив, пусть даже и родился уродцем. Но я буду любить его любого, ведь это мой ребенок, ведь это наш ребенок.
Шли мы недолго, детская совсем рядом от спальни императрицы, это я знал давно. Потому что мы бывали там с Яной еще до моей пропажи, и даже немного поссорились, когда решали, что должно быть в ней, а что станет лишним.
Когда мы вошли в полутемную детскую, первой моей мыслью была: у семи нянек дитя без глаза.
А всяких там нянечек и прочих сиделец хватало. Но мне было не до них, вот она, колыбелька.
Яна за руку дотащила меня до нее:
— Это наш ребенок, Артуа. Его зовут Янианной.
Доченька. Я даже не успел, как следует, рассмотреть свою кровиночку, когда Янианна подвела меня к следующей колыбели.
— Это тоже наш ребенок и его зовут Конрадом.
Сынок, думал я, чувствуя, как слабеют колени.
— И это, Артуа, наш ребенок — Алекс. Так ведь звали твоего отца?
Я сел там, где стоял, благо сзади оказался стул. Или его просто успели подставить, наблюдая за тем, как у меня подгибаются колени.
Дети, мои дети. Яночка, Конрад и Алекс. Я переводил потрясенный взор с одной колыбели на другую и все не мог сосредоточиться. Наконец, встал и подошел к колыбели с дочерью.
