Ник Перумов - Семь Зверей Райлега
— Знаешь, Стайни, однажды я встретил именно что великого учителя. И задал ему тот же вопрос.
— Где? Где ж ты его встретил?
— Неважно, Стайни. Встретил. В крошечной хижине, посреди старого леса, над чистым озером. Он жил там долго, ужасно долго, как мне говорили. И я его спросил…
— Что с нами будет, когда мы умрём?
— Нет. Почему он, владея великой силой, дает ей прозябать в безвестности? Почему он ничего не делает, чтобы даже не бороться со злом — оно многолико, — но с болью, страданием, болезнями, горем? И знаешь, что он мне ответил?
Стайни промолчала, вся превратившись в слух. Ладонь её словно бы случайно легла на сгиб Тёрнова локтя.
— Он как раз и сказал, что боль и страдания, болезни, горе — на самом деле не важны. А самый главный вопрос — что с нами случается, когда наши взоры гаснут и сердца перестают биться. Он считал, что смертный может после гибели тела пополнить сонмы духов, но для этого, утверждалось, нужно посвятить подготовке всю жизнь. Чувства затуманивают белизну души, отягощают её. Чем больше ты заботишься о других — или о себе, нет разницы, — тем тяжелее твоей душе сбросить оковы отжившей плоти. Чем больше желаний, переживаний, всего подобного — тем вернее смерть души, как он говорил. И потому жил в лесной хижине, питаясь кореньями, орехами да листьями водяного блюда. Никому не помогая и ни у кого не прося помощи.
— И… и что же?
— Что же? Не знаю. Я видел его один раз. Когда же вновь оказался в тех местах, хижина стояла покинутая, весь немногочисленный скарб — на месте. Учитель ушёл. Не ведаю, куда. Знаю лишь, что сам так жить не могу. И не верю, что чувства — есть гибель души. А что после телесной смерти… не знаю, Стайни. В одной мудрой книге прочитал, что с тобой случается то, во что ты веришь.
— Хорошо бы… — тихонько вздохнула Гончая, отбрасывая приличия и уже откровенно прижимаясь к дхуссу. — Я даже вспоминать забыла о тех Гончих, что должны были пуститься по моему следу… Потому что мне отчего-то верится сейчас только в хорошее.
— В хорошее… — вздохнул Тёрн. — А мне вот ни во что не верится. Я знаю, куда надо идти теперь, а там ничем хорошим не пахнет.
— Меодор и Долье, да? — вздрогнула Гончая.
— Именно.
— Но почему, почему? Мэтр Кройон…
— Стайни, — перебил её дхусс. — Я знаю, что должен быть там. Некрополис пошёл открытой войной на людские королевства. Все традиции отброшены. Баланс сместился. Я должен быть там. Не спрашивай, почему, сам не смогу ответить. Просто знаю, и всё тут.
— Знаешь… А я знаю, что должна быть с тобой. Не спрашивай, почему, сама не смогу ответить. Просто знаю, и всё тут.
— И за это, — подхватил Тёрн, — спасибо тебе, друг по кервану.
— Ох, дхусс, дхусс… где только тебя воспитывали? Разве так нужно отвечать девушке, говорящей, что она должна быть с тобой? — делано вздохнула Гончая.
Дхусс улыбался. Смотрел на прильнувшую к нему Стайни и улыбался. Но рука его так и не обняла её плеч.
Тёк песок в великих часах времени, золото становилось углём, словно в странном «находителе» Брабера. Гончая чуть шевельнулась, постаралась поймать взгляд дхусса.
— Почему ты якшаешься с Ксарбирусом? Он ведь предал тебя и всех нас. Кройон, уходя, завещал мне месть. И — чтобы я сберегла тебя.
— Я знаю, — спокойно отозвался Тёрн. — Мне это ведомо, Стайни. Ксарбирус помог моему пленению, но не рассчитал и сам оказался в руках рыцарей ордена Солнца.
— Но он предал!
— Стайни. Мы, смертные, люди и нелюди, слабы. Слабы плотью, слабы духом. Наш высокоучёный доктор искал столь же высокопоставленных покровителей. И нашёл… на самом верху, откуда так больно падать. И он никого не предавал, а, напротив, верно служил своим настоящим хозяевам. Ксарбирус не робкого десятка — едва ли слабый духом решил бы остаться, когда все подозревают его в измене.
Стайни только и смогла, что возмущённо покачать головой.
— Зачем тебе это, Тёрн, зачем?! Почему не прижать его как следует? Тебе даже рук марать не надо, я всё сделаю!
— Ты не понимаешь, — вздохнул дхусс. — Он по-своему храбр, наш Ксарбирус. Предпочту, чтобы он оставался на виду как можно дольше. Он — и ещё одна девочка, единственная, кто уцелел в крепости солнечных.
— Д-девочка?
— Я не говорил о ней. Дитя Гнили. Выращенная орденом Гидры. Жуткое и неописуемо, неимоверно несчастное создание. Она идёт за нами — больше ей идти просто некуда.
— Как это «некуда»? А другие крепости ордена?
— Может, не знает. Может, не способна разорвать связь меж мной и ею… не ведаю. Вреда от неё сейчас, пожалуй что, никакого, так что пусть себе идёт.
— Заставлю сидху два кольца выложить вместо одного.
— Заставь… да только не подойдёт она.
— Кто, сидха? — попыталась пошутить бывшая Гончая.
— Будет тебе… та девочка, Мелли её зовут. Пока — не подойдёт.
— Эх, Тёрн, Тёрн! — поёрзала Стайни. — Всех-то ты жалеешь, всех-то ты прощаешь. Тебя бы хоть кто простил…
— А такое по заказу не бывает.
Стайни вздохнула, говорить расхотелось.
Двое долго ещё сидели на краю обрыва, меж морем и звёздами. Могучим валом с востока на запад катилась ночь, перемигивались огоньки на рыбацких баркасах и шхунах, всё было тихо и мирно. Но знала Стайни, Тёрн думает сейчас совсем о другом: о растоптанной границе между людьми и Мастерами Смерти, о ратях Некрополиса, впервые за много веков перешедших запретный рубеж, о войне, кипящей там, за много сотен лиг и несколько месяцев пути, — а вовсе не о её тёплом плече, доверчиво прижавшемся к его собственному.
Но пусть так. Главное, что он не отстраняется.
С рассветом они отправятся в путь. На восток.
Навстречу старым хозяевам Гончей.
2007
Книга 2. АЛИВДОРА
Глава 1
Яростный, исступлённый лай собак, переходящий в режущий уши визг. Волкодавы захлёбываются, мчась по свежему следу. Но на сей раз они преследуют совсем не волка. И даже не беглого серфа с рудников.
Аспидно-чёрный скакун почти летит, едва касаясь копытами земли. Всадник припал к изогнутой шее, одной рукой судорожно вцепившись в поводья, а другой пытаясь прикрыться от хлещущих по лицу ветвей. Наездник не правит, лишь старается удержаться в седле, жеребец же мчится без дороги, сквозь густой подлесок, прокладывая себе дорогу бронированной грудью.
