Ник Перумов - Семь Зверей Райлега
И беглец не шевелится. Он почти перестал дышать, даже не озаботившись перезарядить самострел.
Кавалькада приближается, мелькают широкие плащи, богатое шитьё на полах отливает в бледном свете проглянувших Гончих. Гордые гербы рода Деррано — дракон, обвивший гору, — повсюду: на плащах, сбруе, отворотах сапог, даже на пустых сейчас ножнах, всадники несутся с обнажёнными клинками.
Отряд разделяется, обтекая холм слева и справа. Собаки ушли вперёд, нечего мешкать!..
От тяжкого скока копыт дрожит земля, словно тоже охваченная страхом. И прижавшийся к ней человек неосознанно шепчет ей — «не бойся…», словно и впрямь в надежде успокоить и защитить.
Пронеслась погоня, мало-помалу стихают вдали и вой стаи, и топот скакунов. Поднялся чёрный жеребец, подошёл к распростёртому человеку, властно, по-хозяйски, толкнул мордой — вставай, мол. Хватит труса праздновать.
Беглец поднимается неуверенно, с опаской, что ему всё это пригрезилось, что преследователи вот-вот повернут назад, — но нет, светлеет край неба, закатываются Гончие, а охотники сгинули где-то вдалеке.
Оживают, просыпаются дневные птахи, ночной зверь крадётся обратно в логово. Запели кочеты в деревнях вдоль озёрных берегов и дальше, в окрестностях Фьёфа, серфы и свободные общинники сейчас заворочались в постелях, расставаясь со сном — им всем предстоял долгий день столько же долгой работы.
Чёрный жеребец вновь толкнул мордой по-прежнему лежавшего наездника, и тот, пошатываясь, поднялся. Руки и ноги тряслись, пальцы едва удерживали самострел. Вороной терпеливо ждал, пока человек взберётся в седло и возьмётся за поводья.
Путь теперь один — на север, к широкой, полноводной Долье. У неё немного притоков, и все они — мелкие небольшие речушки, но пики Реарских гор собирали так много снега, ледники ползли вниз так быстро и так обильно таяли, что по Долье большие морские корабли могли подниматься до самого Последнего моста, соединявшего земли сеноров Соллири с владениями Меодорского королевства.
Разумеется, Соллири уже оповещены. Или… нет? Станут гордые, заносчивые Деррано выносить сор из собственного замка? Неужто расскажут соперникам-насмешникам обо всём, случившемся этой ночью?
Нет, не расскажут. Умрут, но не проронят ни слова. И с лёгкостью отрубят головы всем слугам, кто распустит языки. Скорее отправят туда своих — инкогнито.
Да, беглеца никто не приютит. Ни один из семи кланов Долье. Защиты можно искать разве что в Симэ, у короля — или бежать прочь, домой, в Меодор.
Деррано, конечно же, перевернут небо и землю, чтобы взять сбежавшего живьём. Как следует поступить знатному сенору, у кого из-под… гм… носа сбежал… гм… такой вот вольнодумец?
Погоня — это понятно. Тут соседям ничего не надо объяснять. «Серф нанёс оскорбление господину, похитил скакуна из сенорского стойла и скрылся». Все поймут, и никто не задаст лишних вопросов. Это частное дело клана Деррано, пусть даже им и пришлось забраться на чужие земли. Если подобное случится у сеноров Берлеа, они смогут точно так же, без спросу и уведомления, пересечь рубеж владений замка Деркоор.
Следует также немедля послать верных людей ко всем переправам. Особенно — к Последнему мосту, но через Долье перевезёт любой лодочник, в любой рыбацкой деревеньке. Если же беглец не захочет расставаться с вороным — что ж, на реке хватает паромов с цепями, проложенными по дну, — чтобы могли пройти глубокосидящие купеческие суда. Ближайший — во Фьёфе, но есть и в устье Эве, притока Долье, вытекавшего из одноимённого озера, есть чуть дальше на восток, ближе к Берлекоору…
Появление такого числа вооружённых сдуг дома Деррано на всех переправах через пограничную реку не сможет остаться незамеченным. Неизбежны подозрения, и можно не сомневаться, донос брадону Фраманццо, главному королевскому стряпчему, последует незамедлительно.
От этих размышлений беглец чуть приободрился, позволил себе даже лёгкую полуулыбку. Не всё так плохо и безнадёжно, отнюдь не всё. Погоня ушла далеко на восход, пока неудачливые загонщики разберутся, что к чему, пока вернутся обратно, пока получат новые распоряжения… едва ли даже молодой сенор Байгли Деррано осмелится что-то предпринять на чужих землях без ведома отца.
А это значит — едем вверх по Долье, огибая с севера озеро Эве, на уже упоминавшемся пароме в устье одноимённой речушки мы и переправимся.
Всадник ласково потрепал скакуна по шее:
— Ты меня спас, вороной. Неужто я теперь тебя брошу?
Скакун коротко заржал, словно соглашаясь.
Кинув последний взгляд на неподвижно застывшие семь камней, обозначавших старое место поклонения Семи Зверям, беглец тронул поводья.
Солнце показалось над краем мира, первые лучи осветили всадника на вороном скакуне: тоненькую худую девушку в широком бархатном берете, наверняка скрывавшем пышные косы. Чёрная куртка воловьей кожи, просторные и бесформенные порты, схваченные в талии широким поясом, увешанным какими-то сумочками, тесак на правом бедре, за плечами — жёсткий саадак для самострела.
Беглянка казалась неплохо подготовившейся к рискованному предприятию.
Вороной скакун нетерпеливо переступил с ноги на ногу, дожидаясь команды, дождался, вскинул голову и сорвался с места.
Им предстоял почти день скачки.
* * *— Мы её упустили, братец, — Дигвил Деррано, старший сын сенора Деррано, владетеля замка Деркоор, осадил скакуна и поднёс к губам рог, созывая пристыженную свору. Волкодавы внезапно потеряли след среди чистого поля, и все усилия псарей с ловчими ни к чему не привели.
Молодой Байгли Деррано, младший брат Дигвила, только скривился, зло хлопая плетью по голенищу сапога.
— А всё потому, что твои, гм, постельные пристрастия, мой дорогой… — продолжал читать нотацию старший, и Байгли не выдержал.
— Это тебя не касается! — заорал он, привставая в стременах. — Понятно, нет?
Дигвил сощурился, и взгляд его не предвещал младшему брату ничего хорошего.
— Я не стану с тобой ссориться при лакеях, — бросил он вполголоса, но так, что сердце у Байгли тотчас ушло в пятки. — Продолжим беседу дома. В палестре. Отделаю тебя так, что неделю встать не сможешь, молодожён хренов. И только попробуй отказаться.
— Всё маменьке скажу, — пробурчал Байгли — он не уступал брату ростом, но был куда шире его в талии. Стройный и подтянутый Дигвил, казалось, состоявший из одних мышц, смотрел на младшего с нескрываемой насмешкой.
— Пожалуешься, конечно. И маменька тебе ничего не скажет… по поводу того, как следует, а как не следует обращаться с молодой женой в первую брачную ночь. Но вот за то, что она у тебя сбежала… думаешь, папенька по головке погладит? Сомневаюсь, скорее велит по старой памяти прописать тебе полсотни горячих.
