Ольга Романовская - Песочные часы
— А я тебя будто в первый раз вижу…
Он так изменился. Нет, не только внешне, — это-то пройдёт, когда успокоится и отдохнёт — а внутренне. Куда делась гордость, самоуверенность, чувство превосходства? Никогда бы не подумала, что этот год так его сломит. Год одиночества. Даже жалко стало. Ведь, если разобраться, виконт не злой, просто родился араргцем до мозга костей. Чужим, который не способен понимать других, но отчаянно пытался насильно сделать счастливым фантом в своей голове. Только забыл, что я живая.
Не спорю, многие выбрали бы иной путь, согласились играть по чужим правилам за иллюзию счастья, и рабский ошейник бы не жал. Тёплая постель, «золотая клетка», сытая жизнь, расписанная до смерти судьба. А то, что любой прохожий на улице тебя презирает, — такие мелочи! Можно из дома и вовсе не выходить, только сопровождать хозяина на приёмы, показывать там фокусы, развлекая гостей.
И всё же я и подумать не могла, что чувства хозяина так сильны. Следовало, конечно, догадаться. По его ревности, страхам, ожерелью, тому, что посадил рядом супругой на праздновании своего дня рождения, тому, как обрушился на Шоанеза, поведению до и после военной компании…
И эта история с каплями… Какая же я идиотка, слёзы имеют значение только для того, кто тебя любит!
— Спокойной ночи, — предавшись воспоминаниям, не заметила, как он подошёл к двери. — Уже поздно, а тебе рано вставать. Не стану лишать тебя отдыха.
Я сделала шаг к нему:
— Вы же не хотели уходить, мой норн.
— Зато ты не желаешь, чтобы я остался. Твоё право. Упрашивать не буду. Завтра, пожалуйста, зайди ко мне в гостиницу «Золотая звезда». Если нужно, прожду весь день.
Я кивнула, даже не спросив, зачем. По привычке.
Виконт снова коснулся ладонью моего лица. На этот раз не отстранилась.
Мне было жаль его, хотелось сделать что-то приятное. Но и дарить ложную надежду не желала.
Он притянул к себе, уткнулся лицом в волосы и замер.
Я дотронулась до выбившихся из узла на затылке прядей, погладила по напряжённой шее, чувствуя, как медленно расслабляются мышцы под моими пальцами. Что ж, пора вспомнить успокоительный массаж. Он ведь никогда в своей слабости не признается, к врачу не обратится, а ведь всё это оставляет след на здоровье. Не хочу, чтобы Рагнар рос сиротой.
Он зовёт меня в Арарг, но я не вернусь, хотя знаю, что там меня будут холить и лелеять. По-своему.
Виконт понял голову и посмотрел мне в глаза. Пристально, как любила смотреть его дочь.
— Помнится, когда-то я говорил, что твоим душевным качествам могли бы позавидовать многие араргки. Одно из них сочувствие. Только жалость оскорбительна, Змейка.
— Араргским военным с детства вдалбливают эту истину?
Я убрала руки.
— Причём тут это! — раздражённо ответил он, тоже отпустив меня. — Я совсем о другом. О том, что унизительно, и чего я не приемлю.
— Это сочувствие, мой норн, и ничего гадкого в этом нет.
Хотела объяснить, чтобы он понял, но не находила слов.
— Я тебя действительно люблю и действительно хочу, чтобы ты носила мою фамилию, — прошептал норн. — Да, гордость, да, тщеславие, но ты важнее. Небесные заступники, я уже успел забыть, какая ты красивая! И изменилась, уже не девочка.
Вопреки ожиданиям, он отпустил меня. Видимо, выглядела я слишком озадаченной, потому что виконт счёл нужным пояснить своё поведение, правда, всего одной фразой:
— Тебе неприятно.
Не вопрос, а утверждение. Даже обидно стало, что он опять всё за меня решает: что я думаю, что я чувствую. Но промолчала, пошла провожать его.
Попросила подарить что-нибудь Рагнару от моего имени.
— Значит, не приедешь? — погрустнел норн. — Ты была бы для сына лучшим подарком. Завтра зайди, пожалуйста, нам нужно поговорить, многое обсудить.
На прощание он склонился над моей рукой, а потом, поддавшись эмоциям, приник к губам. Поцелуи переместились на шею. Руки гладили, но не позволяли себе лишнего. Только волосы распустил: нравилось ему перебирать пряди.
— Хорошо, вы ночуете здесь, — аккуратно высвободившись, сдалась. — Сейчас я вам постелю, только дочку проведаю: вдруг проснулась. Располагайтесь. Понимаю, что по сравнению с вашим особняком это лачуга, но другого дома у меня нет.
Когда вернулась, он уже снял куртку и сидел, упершись руками в колени, смотрел на огонь, на котором закипала вода.
Сняла пузатый чайник, принесла из кладовки ушат, в котором купала Сагару, и смешала воду, сделав её пригодной для умывания. Тактично ушла: теперь я не его торха, — оставив на столе полотенце.
Только вот где ему постелить? Не на полу же!
Вторая комната — гостиная и столовая одновременно, но дивана в ней нет, только стол и стулья. Но зато есть сундук — старый, деревянный, от прежних хозяев остался. Если постелить шубу, лежать мягко.
Меня обняли со спины, щекоча дыханием кожу. Потом коснулись губами мочки уха и отпустили.
Я обернулась, хотя и так знала, кто это.
Кожа ещё влажная… Не удержавшись, смахнула пальцем каплю с подбородка.
— Вы, наверное, устали, я сейчас. Не слишком удобно, но всё же…
— Значит, здесь? — норн пристально осмотрел будущее ложе. — Что ж, на войне бывало и хуже.
— Если угодно, можно и в другом месте, — тихо добавила я.
Он прав, я уже не девочка — повзрослела, стала решительнее и спокойнее отношусь ко многим вещам. И своим желаниям.
У меня давно никого не было, а он привычный, аккуратный, знающий меня — лучший вариант в подобных обстоятельствах, просто на одну ночь.
— Ну, если ты предоставляешь мне выбор, — улыбнулся он, — то я давно его сделал.
Его руки снова скользнули на мою талию, начали ласкать. Губы не отставали, то замирая в долгих поцелуях, то скользя, слегка касаясь.
Да, мне не хватало мужчины, только теперь я поняла, как. Права была Сара, когда попробуешь, захочется снова.
Меня подхватили на руки и отнесли в спальню.
Всё было так хорошо. Я расслабилась, уже ощущала приятное тепло, предвкушала удовольствие. Но…
Норн, сгорбившись, сидел на постели спиной ко мне. Обхватив голову руками и не реагируя на попытки его успокоить. Потом встал и начал одеваться.
— Вы куда? — сев, шёпотом спросила я.
Он промолчал, сгрёб одежду и вышел. Отыскав злосчастную рубашку (холодно же!), поспешила за ним, захватив свечу и огниво. Не оставлю я его сейчас одного, не брошу, пусть вырываться будет — не отпущу.
Кажется, у меня осталась бутылка, можно принести. Хотя бы успокоится немного, переживать перестанет.
Я же знаю, что он хотел, со всеми бывает…
— Мой норн? — заскреблась в дверь соседней комнаты и, не услышав ответа, вошла. Знала, что он там, что ещё не успел уйти — звяканье засова я бы услышала. — Мой норн, всё в порядке…
