Ольга Романовская - Песочные часы
Мне стало так страшно, что перехватило дыхание. Беспрерывно повторяла молитвы Шоану, не в силах оторвать глаз от этих троих.
Не сдержала тихий возглас радости, когда виконт отбил коварный удар и, сделав обманное движение, вспорол бок противника. И тут же захлебнулась воздухом: увидела сверкнувший в воздухе нож. Норн его не заметил: добивал солдата.
Всё, что успела, — в ужасе вскрикнуть.
Солдат ухмыльнулся, наблюдая за тем, как виконт оседает на землю, и, обернувшись ко мне, лениво протянул:
— Так и быть, дарю любовничка. Только он тебе уже не пригодится, красотка, найди другого. И на падаль, детка, больше не бросайся.
Вместо ответа швырнула в него камнем. Разумеется, промахнулась.
Кинулась к норну, упала рядом с ним на колени, в паническом страхе глядя на расплывающееся кровавое пятно на груди.
Виконт тяжело, с присвистом, кривясь от боли, дышал. Лежал посреди подтаявшего снега, всё ещё сжимая в пальцах шпагу. Кинжал воткнут в труп солдата, только что отдавшего душу местным богам.
Янтарные глаза остановились на мне.
Обняла его, приподняла голову, уложила себе на колени. Судорожно попыталась оторвать полосу от нижней рубашки, чтобы перевязать рану. Получилось не сразу.
Его пальцы сжали мои, а потом отпустили.
— Прости меня, — тихо, с видимым усилием, прошептал он. — Скажи, что простила.
— Конечно, простила.
Как можно ответить иное умирающему? Особенно когда сердце заходится от страха и волнения. Он ведь не просто бывший хозяин, не чужой — отец моих детей, самых дорогих существ на свете, человек, которого немногие знали ближе, чем я. Я его по-своему любила, пусть и не так, как ему хотелось. Больше жалела, сочувствовала — всё-таки общее прошлое, всё-таки у него чувства ко мне…
Наклонилась, дрожащими пальцами расстегнула куртку, рубашку норна, ощутила кожей горячую кровь, запах которой, казалось, перебивал все остальные.
Немного мутило, но я переборола себя, вытащила нож, ладонью остановила кровь, кое-как наложила повязку.
— Поцелуй. В последний раз. Раш у Готовера. Обещай, что не бросишь сына. Шпагу ему отдай…
Всхлипывая, замотала головой, заверяя, что всё будет хорошо, и, как просил, поцеловала.
Сжала его ладонь, накрыла своей.
— Я приеду в Арарг. Кем, когда и насколько, не знаю, но приеду. Не обещаю, что стану жить с вами, но не сбегу, не буду прятаться.
Гладила его по мокрым спутанным волосам и чувствовала себя такой беспомощной.
Подозвала прохожего, наконец решившегося заглянуть в переулок, попросила врача и помочь перенести раненого в мой дом. Почему не в гостиницу? Там он умрёт, а я выхожу.
На вопрос, кто он мне, солгала — муж. Зато никаких вопросов.
Врач сказал, что рана опасная, но виконт потерял немного крови, поэтому есть шансы на благоприятный исход.
Я кивала, сидя в изножье постели и периодически со страхом посматривая на норна. Он пребывал без сознания. От того, очнётся ли, многое зависит. Самые трудные — первые двое суток, если переживёт их, то встанет на ноги.
Пережил.
Сидя у постели виконта, ухаживая за ним, думала о том, что делать дальше. Работу, разумеется, бросила: какая работа, если он слабее Сагары? Разрываюсь между ними…и самой собой.
Это ведь как обещание, он ведь меня первой увидел, открыв глаза. И думает, что я буду рядом, останусь с ним.
Тупик. Хоть действительно за него замуж выходи! Только ведь это навсегда, возвращение в королевство рабов. Да, не одной из них, а хозяйкой, но я не желала владеть живыми людьми. И не смогу молчать, видя обыденные издевательства. А ещё ведь есть я, та самая клетка…
Вспомнился Тьёрн и давние мысли насчёт замужества. Тогда я сравнивала мага с ллором Касана. Сравнила и в этот раз, только виконта и мёртвого жениха, чьё кольцо вё ещё хранила. Да, на первый взгляд то же, но покойный маг меня не бил, вещью не считал и друзей не убивал. Но ведь раскаялся, кажется. Только я всё помнила.
Брак по расчёту? Мне — сына, деньги, виконту — меня. Другая бы, не раздумывая, согласилась, а я нет. Выхаживала норна, думала о жертве Тьёрна, себе, Сагаре. О том, какая судьба ждёт дочь, она станет официальной дочерью виконта. Со мной всё ясно, ясно, что не приму Арарг, буду изображать счастье, тосковать и тяготиться ролью жены. И освободить меня на этот раз сможет только смерть мужа — таков закон.
Куколка в шелках и бриллиантах, не смеющая переступить черту, неравная по рождению и отношению. Не уверена, что даже для виконта я такая, как он. Привязанность, она разная и вовсе не подразумевает взаимопонимания и уважения чужих желаний. Иногда в ней уважают и слышат только себя.
Если Сагару удочерит виконт, из неё воспитают привычную к рабству араргку, такую же девушку на заклание, как норина Мирабель, так же выдадут замуж по воле отца, дабы укрепить родственные связи. Без любви, не спросив даже меня — не то, что её. Продадут тому, кто выгоден роду. Потому что так положено в аристократическом кругу: дочери — разменная монета в политических играх. Их наклонности, их интересы никого не интересуют. Девочкам с детства вдалбливают, что единственное предназначение женщины — родить мужу наследника. Потому как ни для чего иного супруга не нужна. Приданое, связи, наследник — и никакой любви.
Матери в выборе женихов участия не принимают, даже не обладают правом совещательного голоса. Как решит отец, так и будет. Виконт, к примеру, уже присматривал будущего жениха для Ангелины, проглядывал списки дворянских родов. А ведь она ещё так мала!
Худородные норины свободнее: их никто не принуждал, они могли выбирать. Сагара не сможет. Я ведь ничего не смогу изменить, вмешаться в многовековые традиции…
Нет, я не брошу сына, но жить с виконтом не стану.
Поселиться в другом месте в Арарге? Но я ненавидела это королевство и всё, что с ним связано. И там я всё равно торха, пусть и освобождённая. Отношение будет соответствующее. Можно, конечно, пожаловаться виконту, но не хочу быть ничем ему обязанной. Хватит! Все долги розданы, новых я не желаю.
Хочу жить без норна, потому что, чтобы ни говорила, никогда не забуду вкуса плётки в его руках. Чтобы виконт ни говорил о законе, законом в своём замке был он.
Да, норн часто жалел меня, да, любил, но унижал! Что заставляло его кормить меня, как собаку, вдали от людских глаз? Что мешало подписать вольную, поговорить со мной, как с человеком, убрать поводок? Ничего, он просто не желал и не понимал зачем. Виконт араргец, а для этого народа все люди иных рас — второго сорта.
Разумеется, не могло быть и речи, чтобы виконт присутствовал на дне рождения Рагнара. Я написала письмо норине Мирабель, заверила, что всё хорошо, и отправила на гридорский адрес. Догадывалась, что оно её не обрадует, особенно то, что норн здесь, что его чуть не убили из-за меня, но она должна была знать.
