Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды
А то, что конец его тоже был несчастливым, служило плохим утешением.
Эрисса кивнула. Узор вырисовывался все яснее. Он вырисовывался на протяжении зимы — ведь Диорей посещал Атлантиду. Значит, ариадна и правда помогала Тесею, как повествовали древние легенды, которые рассказывал ей Данкен. Несомненно, ее на это толкнули сведения, полученные из будущего.
Но заговорить об этом Эрисса не могла — ей бы просто перерезали горло. Олег же и Улдин почти все время отсутствовали, занятые своими делами, а когда возвращались ко двору, поговорить с ними наедине ей не удавалось. Повторить же хитрость, к которой она прибегла в роще Перебойи, было слишком опасно: во дворце к ней относились с большой подозрительностью.
Накануне, когда почти все придворные и воины покинули дворец, она воспользовалась случаем, чтобы добраться до Олега. Но ей не удалось втолковать русскому, каким образом сказочка, рассказанная тем, кто назвался изгнанником из дальнего будущего (и, бесспорно, имел в запасе немало удивительного), может оказать воздействие на людей, верящих в судьбу. Сам Олег не верил — это ему запрещал его странный бог. Тесей и Лидра — которым не хватало веры в их высокое и свободное предназначение — готовы были поставить все, что имели, жизнь афинского царского дома и сами Афины на безумную (с точки зрения Олега) уверенность, что все произойдет именно так, как следует. Но он-то знал, что и Тесей и Диорей люди столь же разумные и хладнокровные, как он сам, а потому отмахнулся от опасений Эриссы.
К тому же, хотя он оценил утонченную роскошь Крита и, возможно, не прочь был бы жить там, хотя он искренне привязался к ней, к Эриссе, что для него была ее родина? Если он не сумеет вернуться домой, то наладит для себя новую жизнь в Греции — и уже начал ее налаживать.
Постройка корабля, всякие хлопоты мешали ему думать об узоре судьбы. Эрисса же, втянутая в будничную жизнь ахейских женщин, располагала временем, чтобы размышлять, разбираться в кое-каких парадоксах и медленно ткать собственную паутину, нити которой ей скоро предстояло собрать воедино.
Да, очень возможно, что именно в эту ночь.
Пенелей пришел в их комнату после заката — раньше, чем она ожидала. Эрисса с улыбкой встала навстречу ему, разметав волосы по египетскому одеянию, которое он ей подарил.
— Я думала, ты останешься за чашей вина в зале, ведь ты едва вернулся, — сказала она.
Он захохотал. Светильник озарял его крупную мускулистую фигуру и лицо, немного раскрасневшееся от возлияний. Но глаза оставались ясными, а походка твердой. Лицо под золотистыми кудрями сохраняло мальчишескую округлость, бородка была шелковистой.
— Завтра я, может, посижу и подольше, — сказал он. — Но по тебе я соскучился больше, чем по пирушкам.
Они обнялись. Его руки и губы были уже не такими неуклюжими, как в первое время, а она прибегла ко всем известным ей уловкам. Но ее сердце леденил холод Рока. А если что-то ее и согревало, то лишь мысль, что этот путь приведет ее к Данкену.
— Не томи, нимфа, не томи меня! — гортанно произнес Пенелей.
Обычно она позволяла себе получать удовольствие от его объятий. Почему бы и нет? Отчасти — но только отчасти! — она ведь соблазнила Пенелея, чтобы заглушить грызущее ощущение неудовлетворенности, пока ей приходилось полупленни-цей ждать в Афинах. Вначале он страшился и благоговел. (Диорей, заметив, что происходит, всячески его поощрял — что может быть лучше, если преданный ему человек будет жить с этой женщиной и следить за ней, а в случае надобности то и положит конец ее козням. Хотя неизвестно, чего она ищет тут и какова ее сила, но, конечно, она чародейка и враждебна Афинам.) Позднее к Пенелею вернулась уверенность в себе, но на свой эгоистичный ахейский манер он оставался внимателен к ней. И был ей скорее приятен.
Но в эту ночь ей предстояло пустить в ход все свое искусство, оставаясь бесчувственной. Она должна ублажать его, пока им не овладеет тихая приятная дремота, и не дать этой дремоте перейти в естественный сон.
Светильник уже угасал, когда Эрисса приподнялась на локте.
— Отдохни, возлюбленный, — проворковала она и повторяла эти слова снова и снова, а ее пальцы медленно гладили его кожу. Когда же в его глазах, в которые она неотрывно глядела, появилось остекленение, она начала опускать и поднимать свои веки точно в такт биению его сердца.
Он быстро подчинился ей. Даже в священной роще навести на него Сон оказалось нетрудно. Именно это толкнуло ее остановить выбор на нем из всех неженатых воинов во дворце и соблазнить, едва она задумала свой план. И с каждым разом, когда она творила чары, делая вид, будто убаюкивает, снимает головную боль или навевает приятные сновидения, он подчинялся все быстрее и легче. У нее не возникало сомнений, что он выполняет все запреты, которые она не забывала каждый раз ему внушать: «Никому не рассказывай о том, что сейчас происходит между нами; это наша бесценная и святая тайна, и лучше забудь, что я не просто нашептываю тебе ласковые слова, — забудь до следующего раза!»
Теперь она смотрела на него в тускнеющем мерцающем свете. Лицо его было слишком сильным, чтобы полностью расслабиться, хотя что-то из него исчезло, исчезло из полузакрытых глаз. Но это нечто оставалось где-то близко. Оно затаилось во мраке черепа, подобно домашней змее, из тех, которых кефтиу прикармливали, веря, что это души умерших близких. Пройдут часы, змея пробудится и развернет кольца. Но на неверные звуки отзовется сразу и зашипит.
Во власти Сна человек верит и подчиняется тому, что ему говорят, — но до известного предела. Однако она полагала, что постоянное повторение ее приказов сдвинуло этот предел дальше обычного. Правда, человек во Сне никогда не сделает того, что наяву считает неправильным или опасным. Вот почему в эту ночь ей следовало быть осторожной, как никогда.
Масло в светильнике почти выгорело. Кошачьим движением Эрисса встала с постели и наполнила его. В комнате было жарко и душно от запахов масла, дыма и пьяного дыхания. За дверной занавеской прятались мрак и безмолвие.
Эрисса наклонилась над воином.
— Пенелей, — произнесла она тихим размеренным голосом, — ты знаешь, я твоя женщина, я хочу служить тебе и ничего более. Но ты знаешь, что я еще служу и Богине.
— Да, — ответил он глухим монотонным голосом, как всегда говорил под властью Сна.
— Выслушай меня, Пенелей! Богиня открыла мне, что божественному решению — Ее и Зевса — соединить наши народы в нерушимом союзе грозит опасность. Если свершится запретное, на них ляжет вечное проклятие. Поведай мне, что задумано, дабы я могла предостеречь.
