Ольга Вешнева - Огрызки эпох
Продолжая безуспешно сражаться с Кощеем, я осматривал стены сокровищницы. Противник нанес мне несколько серьезных ран. Заживали они медленно и при движении причиняли боль. Кощей особенно рьяно старался оттеснить меня от западной стены. Я внимательнее присмотрелся к ней, принимая его меч на рукоять резного клинка.
Стена немного изменилась с того момента, когда я видел ее в последний раз. Глубокая выемка была замурована серой глиной. Опершись на резной клинок, поймавший вражеский меч, я подпрыгнул, ступил на голову Кощея, пригибая его к полу, и рубанул выведенным из сцепления клинком по слою глины на стене. Глина осыпалась. В выемке сверкнуло золотое яйцо. Я схватил его левой рукой, стоя на спине Кощея, и долгим прыжком перелетел на сундук:
— Выбирай, что дороже для тебя: жизнь или сокровище, которое не пригодится тебе после смерти.
Убрав клинок в ножны, я стал перекатывать яйцо из руки в руку. Заколдованная швейная игла постукивала о тонкую скорлупу.
Я решил не ограничиваться изъятием эльфийской диадемы.
— Отдай мне сундук, или умри! — потребовал я.
Колдовские книги предупреждали: нельзя прикасаться к заговоренному сокровищу без разрешения его владельца, иначе не миновать беды.
Кощей растерянно захлопал безгубым ртом, показывая желто — коричневые зубы. Кожа на темных впадинах его щек заколыхалась.
Он долго не мог решить, что выбрать: вечную тоску по утраченным драгоценностям или полное прекращение существования. В итоге он, наверное, решил найти себе другое сокровище.
— Забирай сундук, вампир. Только верни мне мою смерть.
— Поклянись, что передаешь в мое пользование этот сундук со всем его содержимым! — требовательно выкрикнул я.
— Клянусь своей смертью. Он твой, — затрясся Кощей, протягивая костлявые руки.
Я бросил ему яйцо. Едва оно коснулось его коричневых ладоней, пещера озарилась ярким золотистым светом. Вырвавшись из рук хозяина, яйцо рассыпалось фонтаном брызг.
Волшебные искры окружили сухое тело Кощея. Оно стало наполняться влагой, приобретать живые человеческие черты. Спина выпрямилась; кожа натянулась. Сердце застучало сперва тихо, затем все громче. Легкие расправились, вбирая воздух. Глаза приобрели темно — карий цвет, обросли веками и ресницами. Брови и борода потемнели и загустели, на висках проклюнулись русые волосы. Нос стал широким и длинным. Под выросшими усами оформились темно — розовые губы.
Высокий мужчина лет сорока урывочно ощупал лицо. Его белые зубы мелькнули в улыбке недоумения.
— А вот и угощение к праздничному застолью, — я спрыгнул с сундука и оскалился.
Нечаянно освобожденный от проклятия Кощей испуганно закричал. Прихватив со стены факел для освещения дороги, он бросился наутек из пещеры.
Я открыл сундук и медленно погладил гору драгоценной посуды, украшений и монет. Искушение росло во мне удушающей лианой, и ему не хотелось противостоять. Но прежде чем уступить соблазну, мне следовало совершить несколько важных дел.
За полчаса до восхода новой луны я вручил диадему эльфийской принцессе. Семнадцатилетняя красавица с блестящими локонами, похожими на выбеленный лен, в восторге кинулась мне на шею, и я снова почувствовал себя полноправным жильцом волшебного заповедника.
Пригласив Лаврентия и Лейлу в сокровищницу, я откинул крышку сундука. Пока они пребывали в удивленно — восторженном безмолвии, ослепленные драгоценным блеском, я развернул перед их носами украденный из библиотеки старый номер «Биржевых ведомостей».
— Поглядите, друзья, — я ткнул указательным пальцем в изображение длинного кирпичного здания с чрезвычайно маленькими и узкими окнами. — Знаете ли вы, что означает сия литография на бумаге? Нет?.. Не стану томить. Она символизирует целое море крови. Это колбасная фабрика, любезные. На богатства из сундука мы построим точно такую же фабрику в Волочаровске, и нам больше никогда не придется голодать.
— Все ты, Тишка, о еде толкуешь, — Лаврентий потянул на себя край газеты. — Впрочем, сегодня ты говоришь умно. Море крови нам, определенно, пригодится. А к нему приложить бы домик мудреной архитектуры, и садик с цветущей черешней.
— И рычащих мраморных львов посадить на крыльцо, — я продолжил его мечты.
— Никаких львов, — дернулся Лаврентий, представив гуляющих в саду мантикор. — Для меня что львы, что собаки… Не люблю, одним словом. Пускай по лесу бегают твои львы.
— Я павлинов хочу, — обвешавшись браслетами, ожерельями и цепочками, Лейла затанцевала с турецкой вазой.
— Они гадко кричат на заре, — Лаврентий был непреклонен. — Пускай только посмеют клювы распахнуть — съем я твоих павлинов.
— Ты — настоящий герой, Тишка! — Лейла обвила мою шею золотой цепочкой.
Я покружил ее в танце и передал Лаврентию. Потом мы втроем, обнимаясь, запрыгали возле сокровища, будто спортсмены победившей на соревнованиях команды.
Петр Иванович Дубов обладал удивительным характером, действовавшим по принципу незатейливого механизма. Любые известия он принимал без внешнего выражения чувств.
Этого долговязый, неизменно вытянутый в идеальной осанке человек был похож на капитана кругосветного парохода. Он считался поклонником германской военной системы, любителем скачек, гимнастики и пеших прогулок. Если иногда замечалась улыбка на его окаймленном круглой бородой лице, то она не означала ничего определенного: ни горя, ни радости, ни одобрения, ни осуждения. Она будто была следствием краткого расслабления пружин в его железной голове.
Одетый в серый шерстяной костюм Петр Иванович пыхтел индийской трубкой, сидя в буковом кресле за письменным столом. Мы с Лаврентием, вытянувшись перед ним оловянными солдатиками, чуть ли ни хором убеждали его принять выгодное предложение. Я упомянул и о пользе хорошего питания для растущего организма, и о прибыльности вложения капитала в фабричное дело. Конечно, я не забыл приукрасить достоинства жениха, пропустив роман с царицей и подчеркнув обучение под кураторством Ломоносова.
— Не затруднительно ли для вас помолчать, балаболки? — Дубов постучал по столу выкуренной трубкой и опустил ее на нефритовую подставку в форме рогов оленя. — Ей — ей, я не слыхал, чтобы среди вампиров попадались несмолкающие тарахтелки… Дайте подумать… — он пожевал дужку снятых очков, заводя мыслительный механизм. — Колбасная фабрика в Волочаровске, и впрямь — дело нужное. Развитие индустрии поощряется государством. Да, это неплохое предложение. И найденный вами клад… это тоже, стало быть, хорошо… А внук — вампиренок… это, понимаете ли, господа, не очень хорошо, по моему представлению… Хотя, если оценить по системе плюсов и минусов, так сказать… оно… может быть и ничего… не так плохо. Он в холода не озябнет, и корь не подхватит с простудой… И не родится рябым, и няньке с ним будет мало хлопот… Угу, плюсы перевешивают, как видно… — Дубов вопросительно обвел нас рукой. — Так кто из вас двоих отец моего внука?
