Ольга Вешнева - Огрызки эпох
Меня выручала скорость. Я старался не убивать противников, а обездвиживать их укусом в незащищенную переднюю часть шеи или ранить в конечности, но иногда мне приходились отрубать им головы или пронзать сердца, иначе бы они убили меня. Мое появление на боевой арене внесло сумятицу в ряды орков. Без случайной помощи орочьего юноши, раненного в руку, мне бы не удалось определить короля среди немытых зловонных существ. Несмышленыш, сам того не понимая, привел врага к своему повелителю. Он помчался к нему с донесением о вмешательстве в битву вампира, сражающегося на стороне эльфов.
Искомый вождь — молодой рослый орк, судя по гладкости серовато — оливковой кожи, принимал водные процедуры немного чаще, чем раз в год на Ивана Купалу. Выведя гонца из лавины воинов, он спустился с ним в горное ущелье.
Я бесшумно прыгнул на скалы и ползком последовал за ними. Оглушив гонца, я выбил меч из руки орочьего вождя, освободил его голову от шлема и развернул его спиной к себе. Правой рукой я сдавил ему горло, а левой придержал его руки. Захрипевший орк стиснул бульдожьи челюсти и прижал мохнатые по краям уши. Я заглянул в его красные выпученные глаза и приказал спокойным тоном.
— Труби отступление, или умрешь.
Получив в ответ поклон, я отпустил шею орка. В его кривые зубы я сунул костяной рог, снятый с его пояса.
Он понимал, что бессмысленно звать на помощь воинов. Мне хватило бы секунды на то, чтобы, свернув ему шею, скрыться в горах. Вождь орков подал сигнал к отступлению армии.
— Где ты спрятал диадему эльфийской принцессы? — повергнув противника на землю, я поставил ногу ему на грудь и поднес острие меча к его рытвинистому подбородку.
— Да не видал я той диадемы. Не брали мы ее. Клянусь волшебной клятвой. Провалиться мне в жерло вулкана, если я тебя обманываю, вампир, — приподнявшийся орк замотал скатанными, как войлок, длинными волосами. — Меня под пытками никто не заставит вынести из их дворца заколдованную блестяшку. У этих мнимых праведников все безделушки прокляты. Эльфы ненавидят нас за набеги, которые совершали наши родичи ТАМ. Мы пришли СЮДА для мирной жизни… Но они нам не верят, и только и ждут повода выкинуть нас обратно… Вот почему они оклеветали нас.
— Я верю, что твой народ невиновен, — рассудил я (Чем сильнее источаемый собеседником запах, тем легче узнать, правду ли он говорит). — Вместе с вами в эльфийскую крепость приходили другие создания? — я предупредил бегство орка приближением меча к его толстой шее.
— Мы были одни. Привезли эльфам гранитную статую грифона и выручили за нее два воза зерна, как прежде договаривались. А на будущий день они объявили нам войну. Это несправедливо.
— Я выясню, в чем дело. А ты уходи домой, и сиди там тихонько. Не вздумай снова ввязать свое племя в войну. Не то я проберусь темной ночью в ваше ущелье, и утром слуги обнаружат тебя и твою жену бездыханными, — я повертел в пальцах оберег Бажены, намекая на обладание волшебной силой.
Я отпустил орочьего вождя, и он бросился наутек вслед за уходящим с равнины войском.
Днем я осмотрел светлицу эльфийской принцессы, и по запаху определил, что на месте преступления побывали гномы — лесовички. Во главе воровской банды стоял внук моего покойного осведомителя Рыжик Третий.
Полночи я сворачивал горы камней в ущелье, добираясь до спрятанного под ними гномьего города. Когда я снял последний огромный камень, служивший общей крышей для сотен домов, то сразу заметил виновника происшествия, помчавшегося к тоннелю, заткнутому снаружи булыжником. Я взял его двумя пальцами за подтяжки, и вытащил из гнезда. Перепуганные лесовички — взрослые и дети с визгом метались по глиняному лабиринту, не находя спасительного выхода. Они карабкались по гладким стенам перегородок и сваливались на пол, устланный сухими травинками и пухом животных и птиц.
— Что ты натворил? Ты обещал моему деду не есть нас, — пищал Рыжик Третий, стуча крохотными кулачками по моим пальцам.
— Я должен переслать заданный вопрос тебе, — я раскачал его на подтяжках, как на качелях. — Твоя жадность внесла раздор между вашими соседями. По роковому просчету они начали войну. Многие их них погибли. Отдай мне диадему, которую вы украли из крепости эльфов, и я сохраню вам жизнь.
— Мы отдали диадему Кощею Бессмертному в обмен на три маленьких алмаза. Нам удалось протолкнуть ее в подземный ход городской сокровищницы.
— Где живет Кощей?
— Он недавно поселился здесь. Занял твои старые пещеры у Перевала Горыныча, — гном умоляюще вытянул коричневые от глины руки.
Я нанизал его подтяжки на шпиль городской ратуши и оставил его висеть, оглашая подземелье жалобными криками.
Влажные стены долго пустовавшей моей пещеры были обвиты паутиной, а полы заляпаны пометом горгулий и летучих мышей. Брезгливо отряхиваясь, я пробирался к центральному «залу». Оттуда доносились унылые звуки, похожие на стоны и вздохи.
Беспрепятственно преодолев волшебный барьер, я вошел в сокровищницу Кощея. Чадящий настенный факел освещал длинный сундук, в который можно было поместить десятерых стройных мужчин.
Новый хозяин покинутого моей стаей жилища сидел на крышке сундука. Точно запертый в больничной палате сумасшедший, он раскачивался вверх — вниз иссохшим туловищем.
— Не отдам! Не отдам сундук! — Кощея разгневало мое неожиданное вторжение.
Он вскочил с сундука и поднял лежавший у его ног древнерусский меч с золотой рукоятью.
— Сундук мне не нужен. Я пришел за диадемой эльфийской принцессы, — я обнажил резной клинок.
— Ничего! Ничего ты не получишь! — Кощей выкатил из ввалившихся глазниц розовые белки и затряс жидкой серой бороденкой. — На тебе! — он вскинул меч.
Я отскочил и пронзил клинком его спину.
Заговоренное лезвие прошло сквозь сухую плоть и ударилось о непробиваемые кости. Боли Кощей не почувствовал. Я извлек лезвие и отразил его новый удар, который он нанес, развернув голову лицом к спине. Отскочив, я снова напал. Заговоренный клинок со скрежетом проехался по шее противника, но нельзя было нанести увечье живому мертвецу.
Во времена славянского язычества Кощей княжил в маленьком городке на берегу Оки. За непомерную жадность и черствость жрецы наложили на него проклятие, превратили его в ходячий труп. Кощей не нуждался в пище и отдыхе, у него не было дыхания и кровообращения. Он был лишен душевных и плотских удовольствий. Одна лишь страсть к накопительству питала его немощное тело. Преумножая сокровища, Кощей скитался по темным подземельям. Днем и ночью он трясся над сундуком, полным золота, серебра и драгоценных камней, в страхе, что однажды неведомый враг отнимет их у него. Даже пополнение «копилки» не доставляло ему радости. Его черствой душе было незнакомо это светлое чувство.
