Людмила Минич - Кровь ниори
– …Сочтя дальнейшие поиски бесполезными, я поспешил в Эгрос, чтобы лично доложить обо всем благородному Истарме. – Он снова зябко повел плечом, ощутив на себе взгляд, рвущий воздух в просторной каменной зале. – Оставил необходимые заградительные отряды на дорогах, пустил по следу охотников. Но до сих пор никто из них не обнаружен.
Он почтительно замолк. Истарма продолжал вышагивать, тяжело переступая, заложив руки за спину. Такого же незначительного роста, как и тэб Симай, черты он имел мелковатые, однако взгляд его источал поистине неистовую силу. О Главном тигане не зря ходили такие странные слухи. Ему нередко доводилось лишь взглядом повергать людей наземь без чувств, взглядом ставить на колени, взглядом заставлять с радостью отдавать то, чего они не отдали бы никогда. Он мог сломить их волю так же легко, как тонкий лед, только-только схвативший речную гладь во время первых заморозков. Потому что его собственная воля была безгранична и потому что утверждать ее силу тиган не уставал никогда.
Очутиться в этой зале, где Истарма вершил свой скорый суд и державные дела, принимал и иноземных посланников, и придворных, и своих соглядатаев, было или знаком величайшей чести, или огромной, ни с чем не сравнимой, беды. Поэтому в голый каменный мешок без окон не стремился никто.
Главный тиган был на редкость постоянен. Вот уже почти семь лет, с тех пор как вознесся на самую вершину, он не менял своих привычек. Эта комната была его излюбленным местом. Еще тогда, давным-давно, он самолично позаботился, чтобы со стен содрали все, вплоть до самого камня, из которого сложена твердыня Королевского замка, голого и грубого; он велел, чтобы до блеска отполировали черный антарсит пола и чтобы вынесли все, что осталось от прежнего хозяина: ковры, драпировки, мебель, статуэтки, без которых не обходится ни один покой во дворце. Остался лишь огромный очаг в углу залы, смежный с тем, что выходил в личные покои тигана. Туда вела маленькая неприметная дверца.
К удивлению прислуги, истопников, охранников и гостей, в парадном покое нового Главного тигана так и не появилось новой роскоши, достойной как его высокого положения, так и множества сплетен и слухов. Лишь огромный стол поселился посреди залы, массивный, угловатый, отполированный восками до такого зеркального блеска, что пламя свечей без труда отражалось от него, как и от черного пола, своим мрачным одноцветьем напоминавшего бездну. Отсутствие окон оказалось лишь на руку Истарме. Он приказал расставить множество светилен и укрепить на стенах подставки для свечей в странном, необычном порядке, причины которого были известны лишь ему одному. Поговаривали, что весь покой исчерчен тайными знаками, невидимыми для простого глаза, приносящими тигану власть и силу. Некоторые смельчаки даже пытались обманом или подкупом завладеть этой тайной, чтобы достичь столь же высоких почестей и власти, но, судя по тому, что положение Истармы не только не шаталось, но и укреплялось день ото дня, не похоже, чтобы кто-то преуспел в сем неблагодарном деле.
В первый же раз, когда тиганов и эйгов созвали на Собрание к новому Главному тигану, придворные, немало повидавшие на своем веку, оказались совершенно не готовы к тому, что им предстояло. Истарма мягко кружил вокруг стола, рассматривая карты, донесения и послания, а тиганы и эйги недоуменно толпились вокруг. Не было возможности сесть, не спеша повести беседу, а то и задремать, как частенько бывало в Собрании раньше. Тут не было кресел или стульев: ни затканных узорчатыми тканями, подбитых пуховыми полушками, ни самых простых, деревянных. Не было речей, славословящих членов Совета по отдельности и все Собрание в целом. Лишь многочасовое стояние в мрачной зале, давившей благородных тиганов своим каменным холодом, проедавшей глаза тусклым светом свечей и светилен, тянувшей в темную бездну холодных напольных плит, что так напоминали надгробные.
С тех пор парадной залы Истармы начали побаиваться. Советы не затягивались на продолжительное время. Королевским тиганам недолго удавалось держать здесь оборону, отстаивая свое, потому что с каждым мгновеньем желание уйти, исчезнуть отсюда становилось непреодолимым, и они покидали залу ни с чем и соглашаясь на все. То ли дело Большие Собрания в малом Парадном зале – забота Короля. Но теперь их созывали все реже и реже… А новому Королю, которому еще лет десять оставалось до совершеннолетия, и вовсе не до того будет.
Со временем необходимость в этом покое отпала, Главный тиган уже не нуждался в помощи «магической» залы, достаточно было и своей силы, но за годы, проведенные здесь, он сердцем прирос к этим черным камням. Поэтому время шло, а ничего не менялось. Но тэбу Симаю, что до этой поры пользовался доверием своего господина, приходилось бывать и за таинственной дверцей. Он знал прекрасно, что в личных покоях Истармы восполнена вся та слепящая роскошь, которой не хватало здесь. Ценные игалорские ковры и ткани, серебряные статуэтки, сделанные далеко на юге непревзойденными мастерами, легкая плетеная мебель, привезенная из того же Игалора. Ее не жаловали в Кромае за кажущуюся непрочность и воздушность, но Истарма, целый день капля за каплей впитывавший тяжесть и холод своих же камней, любил и ценил эту легкость.
Была еще и потайная комнатка, куда можно попасть только лишь из спальни Главного тигана. Она очень напоминала Башенный покой родового замка в Танаке, предназначенный для колдовских занятий Истармы. Все так же, как и там: склянки, флаконы, тряпки, амулеты, горы мусора и свитков из Королевского Хранилища. Все так же, за исключением книги. Но о том, что тэбу Симаю удалось побывать и там, знал один лишь тэб Симай.
Истарма наконец остановился прямо перед своим помощником. Поразглядывал немного его запыленные сапоги со шпорами, скромный серый селан, уткнулся глазами в перевязь и, неожиданно быстро подняв взгляд к лицу, уставился прямо в глаза. Два невидимых луча пролегли между ними, соединяя. Глаза Истармы, темные и пустые, высасывали силу, решимость, волю… казалось, и саму жизнь, и в то же время давили, стремясь забраться внутрь, в голову, выпить мысли, раскрыть самые сокровенные помыслы, узнать то, о чем человек и сам не знает.
Другие темные глаза то и дело менялись под пристальным взглядом тигана: бледнели, выцветали – и снова наполнялись глубиной, заволакивались мутью – и снова оживали. Похоже, тэбу Симаю и на самом деле нечего было скрывать от своего покровителя, но его воля тоже должна была плавиться, как снег под жаркими солнечными лучами, мысли – путаться, а внутри, как и у всех остальных жертв, рождался страх неизбежного, неизвестного и потому многократно более жуткого исхода.
