Робин Хобб - Хранитель драконов
«И тем более не одну, — мысленно добавил Лефтрин и едва удержался, чтобы не усмехнуться. — Этот скользкий тип хотел сказать, что не хочет оставлять Элис наедине со мной, но духу не хватило высказаться прямо».
— Одна она и не останется, знаешь ли. А мы ей ничего плохого не сделаем.
Седрик снова посмотрел на него.
— Я несу за нее ответственность, — сказал он.
Потом открыл дверь своей каютки и хлопнул ею так же громко, как Элис. Лефтрин постарался ничем не выдать своего раздражения.
— Не слишком ли он громко лает для сторожевого пса? — заметил Карсон. Лефтрин бросил на него сердитый взгляд, и тот добавил: — Ой не думаю, что он стережет по велению сердца. Похоже, у него другое на уме.
— Убирай свое добро с моей палубы. У меня нет времени на болтовню. Надо спускать корабль на воду.
— Это точно, — признал Карсон. — Дел много.
В каюте было тесно и темно. Элис сидела на полу и смотрела в потолок. Не было сил даже зажечь свечу, не говоря уж о том, чтобы забраться в гамак. Комнатушка, которую она прежде находила уютной и милой, теперь казалась детским шалашом на дереве. А сама она ощущала себя ребенком, который прячется от неминуемого наказания.
Почему она бросила вызов Седрику? Откуда эта вспышка безрассудной отваги? Зачем вообще так переживать — ведь все равно взять назад свое обещание невозможно? Она отправится и без него. Да, без него. Вверх по реке, на корабле, полном матросов и прочих грубиянов, неизвестно куда. А когда она вернется — что тогда? Тогда Лефтрин обнаружит, что Гест не намерен выплачивать ее долги, и, даже если она приобретет какие-то знания, в Удачном и Трехоге ее будет ждать позор. У нее больше нет дома, ей некуда возвращаться. Что сделает Гест с ее кабинетом и бумагами, когда поймет, что она сбежала? Уничтожит. Кому, как не Элис, знать, каким мстительным может быть ее муж. Он продаст ценные древние свитки — вероятно, в Калсиду. И сожжет ее переводы. Нет, вдруг с горечью подумала она. Он выставит их на аукцион вместе со свитками. Как бы Гест ни был зол, он никогда не упустит возможности получить прибыль.
Элис стиснула зубы, на глаза навернулись жгучие слезы. Интересно, догадается ли он, насколько ценны ее заметки? Или они сгинут в библиотеке досужего коллекционера, не подозревающего, какое сокровище он приобрел? Или, еще хуже, кто-нибудь выдаст ее работу за свою. Использует ради собственной выгоды знания о драконах и Старших, добытые ею с таким трудом.
Думать об этом было больно. Нет, нельзя допустить, чтобы так обошлись с плодами ее усилий. Нельзя разбить себе жизнь таким дурацким, детским способом. Она должна вернуться домой. Вот и все.
Понимание это ранило ее, словно острый нож в сердце, и Элис горько заплакала. Она плакала так, как не плакала много лет, всхлипывая и содрогаясь, и ей казалось, что вместе с нею содрогается весь мир. Наконец шторм остался позади. Элис чувствовала себя совершенно избитой, как будто ее поколотили или она упала с высоты. Взмокшие волосы прилипли ко лбу, из носа текло, голова кружилась. Она встала. Все тело болело. Слепо пошарив вокруг, Элис нашла свою рубашку и вытерла лицо, нимало не заботясь о том, что пачкает ее. Какая теперь разница? Что вообще сейчас имеет значение? Элис снова вытерла лицо сухой частью рубашки и бросила ее на пол. Слезы ушли, не принеся облегчения, — как обычно. Она вздохнула. Время сдаваться и отступать.
В дверь решительно постучали. Руки Элис непроизвольно поднялись к лицу. Она вытерла щеки и пригладила волосы. Ее не должны видеть такой. Она откашлялась и постаралась, чтобы голос ее звучал всего лишь заспанно:
— Кто там?
— Седрик. Элис, могу я поговорить с тобой?
— Нет. Не сейчас, — ответила она не задумываясь.
Печаль вдруг снова обернулась яростью. Вернулось головокружение. Элис оперлась о стол. За дверью была тишина. Затем опять раздался напряженный голос Седрика:
— Элис, боюсь, я вынужден настаивать. Я вхожу.
— Не надо! — воскликнула она.
Но он уже распахнул дверь, и комнату залил послеполуденный свет. Элис отпрянула и отвернулась.
— Что тебе нужно? Я пакую вещи. Скоро буду готова.
Конечно, она лгала.
Седрик был безжалостен. Он широко открыл дверь. Элис наклонилась поднять с пола рубашку — так, чтобы оказаться спиной к нему, — потеряла равновесие и чуть не упала. В два шага Седрик оказался рядом и подхватил ее. Она с благодарностью ухватилась обеими руками за его предплечье и призналась:
— У меня кружится голова.
— Это баркас плывет по реке.
И тут Элис поняла, что баркас действительно движется. В дверном проеме она увидела, как плывут назад гигантские деревья. Головокружение объяснялось тем, что у нее под ногами плавно покачивалась палуба. И оно прошло.
— Мы отчалили, — удивленно сказала она.
В это невозможно было поверить. Элис возразила Седрику и выиграла. Баркас нес ее вверх по реке.
— Да. Отчалили, — отрывисто ответил он.
— Мне жаль.
Элис удивилась произнесенным словам. Она не была виновата ни в чем и все же извинялась. Когда для нее стало естественным просить прощения, если она хотела что-то получить?
— Мне тоже, — ответил Седрик.
Он глубоко вздохнул, и Элис вдруг ощутила, как близко к нему стоит. Это почти объятие. Она чувствовала исходящий от него запах — пряный аромат мыла. Удивительно! Этот запах вмиг напомнил о Гесте, и она отступила на шаг. Странно: Гест и Седрик пользуются одинаковым мылом. Эта мысль заставила ее задумчиво нахмурить брови.
Ее размышления прервал тихий, полный сожаления голос:
— Элис, это безумие. Мы только что отправились в плавание неизвестно куда, в места, которые даже на карты не нанесены. Это затянется на недели, если не на месяцы! Как ты могла? Как ты могла так просто отказаться от своей жизни?
На нее снизошло спокойствие, а потом и радость, от которой вновь закружилась голова. А мягко покачивающийся баркас закружился вокруг нее. Седрик прав. Она оставила все позади.
— Отказаться от своей жизни, Седрик? Я с радостью сбежала бы от того, что ты считаешь моей жизнью. Часами сидеть за столом, царапать пером, жить тем, что случилось столетия назад. Обедать в одиночестве. Ложиться в постель в одиночестве.
Горечь этих слов явно потрясла Седрика.
— Ты вовсе не должна обедать одна, — хрипло проговорил он.
— Я и в постель не должна ложиться одна. Выходя замуж, женщина ожидает, что за обедом и в постели с ней будет ее муж. Когда Гест сделал предложение, я решила, что мне больше на надо бояться одиночества. Я думала, он будет со мной.
— Так Гест и так бывает с тобой, когда может. — Седрик возразил неуверенно, возможно, потому, что знал, что это ложь. — Он торговец, Элис. Ты ведь понимаешь, его занятие предполагает поездки. Если он не будет ездить по делам, то не сможет заработать и обеспечить тебе ту жизнь, которую ты ведешь…
