Сергей Смирнов - Сидящие у рва
— Меня зовут Ахтабалар. Мы с северного берега озера Бонго, из Города Пещер. Мы шли в Ушаган, пробираясь тайными перевалами.
Намутец замолк и Музаггар был вынужден спросить:
— Зачем?
— Города Пещер больше нет. Большая армия «медных котлов», называющих себя хуссами, напала на наш народ. Мы проиграли два сражения, заперлись в городе, но они захватили его штурмом, многих убили, других заставили служить себе. Намутцы — хорошие воины, хуссы взяли их в свое войско.
— Если бы вы были такими хорошими воинами, вы не позволили бы хуссам поработить свой народ, — сказал Музаггар. И поднял руку, предупреждая возражения. — Впрочем, я знаю, что вы умеете воевать. Кто ведет хуссов?
— Некто, называющий себя Камдой.
— Сколько тысяч у него?
— Две тьмы.
— Это не так уж много. Разве у вас меньше сабель?
Посол набычился и прохрипел:
— Перед первым сражением, в Железных горах, у нас было четыре тьмы…
Музаггар смягчился:
— Я не хотел обидеть твой народ, Ахта… как там дальше?
Прости, мне трудно выговаривать ваши имена. Я знаю, как сильны хуссарабы… — Он хотел добавить: «Но не знаю, чем же они так сильны», — но оборвал себя и после паузы спросил:
— Где сейчас армия Камды?
— После того, как они разорили долину озера Бонго, они отправились на юго-восток, через Большие Туманные перевалы.
— Значит, в Аххум?
— Да. К Зеркальным озерам.
— Где же сейчас Камда?
— Не знаю. Мы шли Южными воротами. Пять дней назад Камда был еще высоко в горах.
— Так… Значит, он уже мог выйти к Озерам, в тыл нашим войскам, обороняющим долину с севера… — Музаггар взглянул на Чеа и Эттааха. — Чего же Верхний Намут хочет теперь?
— Намут ищет вашей дружбы и помощи.
Музаггар криво усмехнулся. Значит, хуссы сильны. Слишком сильны, если заставили дьявольски гордых намутцев, извечных врагов Аххума, просить у него помощи.
Это было лишним, но все же Музаггар не утерпел:
— Может быть, вы уже забыли, как разоряли аххумские города и селенья? Как уводили в рабство наших детей?.. Мы — не забыли.
Лицо Ахтабалара стало красно-кирпичным, хотя и от природы не отличалось белизной.
— Со мной шестьсот сабель. В Намуте собирается еще одно войско — десять, а может быть, пятнадцать тысяч. Все они готовы служить Аххуму. Больше того — мы согласны и впредь поставлять войска империи, и уплачивать ежегодную дань. Мы даже согласимся на то, чтобы аххумские гарнизоны вошли в наши горные крепости.
Музаггар поднял брови, снова переглянулся со своими военачальниками.
— Ты согласен служить под моим началом? — наконец спросил он.
— Да, — Ахтабалар упорно отводил взгляд.
— И принесешь клятву верности черно-белому орлу?
— Да.
— Тогда тебе придется выполнять все требования воинской дисциплины.
— Мы согласны, — снова подтвердил намутец, глядя в землю.
— Что ж… Зови сюда своих всадников. Я хочу взглянуть на них.
КИАТТА
Всю Киатту закрыли плотные темные облака. Они неслись по небу со страшной скоростью, чуть ли не обгоняя птиц. Ветер бил в высокие стрельчатые окна, громыхал водосточными желобами под крышей.
Фрисс стоял у окна и молча глядел вниз, на петляющую по склону холма дорогу, на островерхие крыши домов и узкие улочки далеко внизу. Дорога была обсажена серебристыми ивами — ветер гнул их, выворачивая листву наизнанку, так что деревья становились почти белыми.
На дороге показалась группа всадников. Впереди скакал Аркасс.
Фрисс повернулся к человеку, сидевшему в кресле у стола:
— Аркасс сейчас будет здесь.
— Хочешь, чтобы я ушел? — спросил человек в кресле.
— Наверное так будет лучше… — не слишком уверенно произнес Фрисс. — К тому же из той комнаты ты услышишь все.
Человек кивнул, подошел к стене, и скрылся за тяжелой портьерой.
Аркасс не вошел, а вбежал. И тут же упал на колени:
— Прости, великий государь! Я только что потерял войско.
— Что? — вскочил усевшийся было Фрисс.
— Вчера ночью мы устроили засаду аххумам. На берегу Лезуары.
Все началось, как и было предусмотрено планом. Мы поджидали.
Аххумы начали переправу и попали в ловушку. Казалось, победа уже у нас в руках…
— Где сейчас Каррах? — спросил Фрисс, побледнев.
— Я не знаю… Я поскакал в Оро, чтобы предупредить тебя.
Пятьдесят миль почти без передышки…
Фрисс бросил испуганный взгляд за окно.
— Нет, государь, — заторопился Аркасс. — Они далеко. Мы многих убили, и битва шла долго. Скорее всего, аххумы сейчас зализывают раны в Малакотте. Или поблизости. Скорее всего…
— Скорее всего, — перебил Фрисс, — тебя нужно повесить.
— Помилуй!.. — вскричал Аркасс, снова бросаясь на колени.
За портьерой раздался какой-то звук. Фрисс опомнился.
— Прочь отсюда. Нет, погоди: неужели погибло все войско? Все три тысячи всадников?
— Нет, не все… Но я опередил их…
— Понятно. Ты струсил и побежал первым… Стража!
Когда в комнату, громыхая железными доспехами, вбежали стражники, Фрисс приказал:
— Этого человека отвести в каземат. Охранять.
Он подошел к Аркассу, отвесил ему звучную оплеуху и отнял кинжал в золотых ножнах.
Когда Аркасса увели, из-за портьеры снова появился собеседник.
— Вот оно, искусство киаттских воинов, — усмехнулся он. — Что теперь? Звать на помощь каана?
— Нет!.. Впрочем… Прежде всего, надо закрыть городские ворота…
— Прежде всего, хотелось бы узнать подробности сражения.
Боюсь, Аркасс сказал не все, да он не все и знает.
— Тогда… Я прикажу послать лазутчиков.
— Лазутчики посланы, — сказал собеседник. — И я жду их.
Фрисс удивленно поморщился.
— Я попрошу тебя, Альтусс, впредь сообщать мне о своих действиях…
— А я попрошу тебя, Фрисс, — в тон ему ответил Альтусс, — не забывать, кто возвел тебя на королевский престол!
Альтусс подошел к Фриссу вплотную.
— У тебя на спине клеймо каршара. Ты — раб, Фрисс. Я нашел тебя в стойбище Чаан-Тура, я выкупил тебя у этого тупого жирного хуссараба, привел к Ар-Угаю и добился, чтобы он тебя выслушал.
По широкому лицу Фрисса пошли багровые пятна.
— Угай-туур помог мне вернуть то, что принадлежит мне по праву…
— По праву? — Альтусс покачал головой. — Насколько мне известно, старик Эрисс завещал трон младшему сыну.
Фрисс втянул голову в плечи, сжал кулаки.
— Если бы не я, — продолжал Альтусс, — ты по-прежнему пас бы овец Чаан-Тура. В лучшем случае. Потому, что в худшем тебя бы убили — ты был слишком ленивым, тупым, никуда не годным рабом…