Ярослав Гжендович - Фантастика «Фантакрим-MEGA»
— Ого, — сказала она. — Ты много обо мне знаешь. Так что? Ты что-то имеешь против гномов? Или других гуманоидов? Если говорить откровенно, они относились ко мне лучше, чем большинство людей. Но пусть это тебя не волнует. Я уже говорила, что пока могли, Стрегобор и Аридея охотились за мной, как за диким зверем. Потом уже не могли, я сама стала охотницей. Аридея протянула копыта в своей собственной постели, и ей дико повезло, что я не достала ее раньше. У меня была для нее особенная программа. Но теперь у меня есть колдун. Как по-твоему, Геральт, он заслужил смерть? Скажи.
— Я не судья. Я ведьмак.
— Вот именно. Я говорила, что есть двое, способные предотвратить резню в Блавикен. Второй — это ты. Волшебник впустит тебя в башню, и ты его убьешь.
— Ренфри, — спокойно спросил Геральт. — Ты случайно на голову не падала?
— Ты ведьмак или нет, черт подери? Говорят, что ты убил кикимору и привез ее на ослике, чтобы тебе заплатили. Стрегобор хуже кикиморы, она всего лишь неразумная тварь и убивает, потому что такой ее создали боги. А Стрегобор — это садист, маньяк, чудовище. Привези мне его на ослике, и я не пожалею золота.
— Я ведь не наемный убийца, Колючка.
— Именно, — с улыбкой согласилась она. Откинувшись на спинку стула, Ренфри скрестила на столе ноги, не делая ни малейших усилий, чтобы прикрыть бедра юбкой. — Ведь ты ведьмак, защитник людей, оберегающий их от Зла. А сейчас Зло — это железо, кровь и огонь, которые загуляют здесь, как только мы станем друг против друга. Не кажется ли тебе, что я предлагаю меньшее зло? Даже для этого сукина сына Стрегобора. Ведь ты можешь убить его милосердно, одним ударом, исподтишка. Он умрет, не зная, что умирает. Я так не могу ему гарантировать этого. Даже наоборот.
Геральт молчал. Ренфри потянулась, подняв руки вверх.
— Я понимаю твои сомнения, — сказала она. — Но ответ мне нужен сейчас.
— Ты знаешь, почему Стрегобор и княжна хотели тебя убить? И тогда, и позже?
Ренфри резко выпрямилась, сняла ноги со стола.
— Но ведь это же и козе понятно, — вспыхнула она. — Они хотели избавиться от первородной дочери Фредефалька, потому что я была наследницей трона. Дети Аридеи были от внебрачного союза и не имели прав на…
— Я не о том, Ренфри.
Девушка опустила голову, но только на мгновение. Ее глаза блеснули.
— Ну что же, ладно. Якобы я проклята. Заражена еще в материнской утробе. Якобы я…
— Продолжай.
— Чудовище.
— А ты?
Мгновение, очень короткое, она выглядела беззащитной и надломленной. И очень печальной.
— Не знаю, Геральт, — шепнула она, и ее черты вновь затвердели. — Да и откуда мне, черт подери, знать? Когда я порежу палец, идет кровь. И каждый месяц тоже идет кровь. Когда обожрусь, у меня болит брюхо, когда перепью — болит голова. Когда мне весело, я пою, когда грустно, ругаюсь. Если я кого-то ненавижу, то убиваю, а если… Ах, черт, хватит. Ну, каков будет твой ответ, ведьмак?
— Мой ответ — нет.
— Ты помнишь, о чем я говорила? — спросила она, помолчав немного. — Есть предложения, от которых не отказываются, так как последствия могут быть ужасны. Я серьезно предупреждаю тебя, мое предложение из таких. Подумай хорошенько.
— Я хорошенько подумал. И отнесись ко мне тоже серьезно, потому что и я предупреждаю тебя всерьез.
Ренфри снова замолчала, перебирая нитку жемчуга, трижды обвивавшую дивную шею и насмешливо заглядывающую меж двух пышных полушарий в разрезе кафтана.
— Геральт, — спросила она. — Стрегобор просил, чтобы ты убил меня?
— Да. Он считает, что меньшим злом будет это.
— Могу ли я думать, что ты отказал ему, как и мне?
— Можешь.
— Почему?
— Потому что я не верю в меньшее зло.
Ренфри легко усмехнулась, потом ее рот исказился в гримасе, очень уродливой в желтом свете огарка.
— Говоришь, не веришь. Ты прав, но лишь отчасти. Есть Зло и Большее Зло, а за ними, где-то в тени, стоит Очень Большое Зло. И Очень Больше Зло, Геральт, это такое, что ты не можешь себе представить, хотя и думаешь, что уже ничто на земле не в силах тебя удивить. И иногда бывает так, Геральт, что Очень Большое Зло схватит тебя за глотку и скажет: «Выбирай, братишка, или я, или то, другое, чуток поменьше».
— К чему ты ведешь?
— Ни к чему. Я немного выпила и философствую, ищу общие места. Вот одно отыскала — меньшее зло существует, только мы не можем выбирать его сами. Лишь Очень Большое Зло может заставить нас делать такой выбор. Хотим мы того, или нет.
— Видно, я мало выпил, — терпко усмехнулся Геральт. — А полночь тем временем минула. Давай перейдем к конкретным вещам. Ты не убьешь Стрегобора в Блавикен, я не позволю тебе сделать этого. Не позволю, чтобы дошло до резни и кровопролития. Второй раз я предлагаю тебе — откажись от мести. Откажись убивать его. Этим ты докажешь ему, и не только ему, что ты вовсе не кровожадное, бесчеловечное чудовище, что ты не мутант. Докажешь, что он ошибался. Что своей ошибкой он нанес тебе непоправимый вред.
Ренфри глядела на медальон ведьмака, который тот вертел на цепочке.
— А если, ведьмак, я скажу тебе, что не могу прощать или отказываться от мести, что это станет признанием его — и не только его — правоты? Тем самым я докажу только, что я — чудовище, бесчеловечный демон, проклятый богами? Вот послушай, ведьмак. В самом начале моих скитаний меня приютил один вольный землепашец. Я понравилась ему. Но он мне совершенно не нравился, и даже наоборот. И вот каждый раз, как он хотел меня поиметь, бил меня так, что наутро я едва могла встать. А однажды я встала, когда было еще темно, и перерезала ему горло. Тогда у меня еще не было такого опыта, как сейчас, и нож оказался слишком маленьким. И знаешь, Геральт, слушая, как он булькает и захлебывается кровью, глядя, как он дергает ногами, я чувствовала, что следы его кулаков и дубинки уже не болят и что мне так хорошо, так хорошо, что прямо… Я ушла, весело насвистывая, здоровая, веселая и счастливая. И потом каждый раз было точно то же самое. Если бы было иначе, кто бы тогда терял время на месть?
— Ренфри, — нахмурился Геральт. — Все равно, какие у тебя мотивы, все равно, права ты или нет — тебе не будет так приятно, что прямо здорово, и насвистывая, отсюда ты не уйдешь. Но можешь уйти живой. Завтра же, рано утром, как приказал староста. Я уже говорил тебе это и повторю — в Блавикен Стрегобора ты не убьешь.
Глаза Ренфри блестели в свете свечи, в расстегнутом вороте кафтана блестели жемчужины, блестел медальон ведьмака, кружась на серебряной цепочке.
— Мне тебя жаль, — медленно сказала девушка, всматриваясь в блестящий серебряный кружок. — Ты говоришь, что меньшее зло не существует. Ты стоишь на площади, на залитых кровью камнях, один-одинешенек, потому что не можешь сделать выбор. Не можешь — но делаешь. И ты никогда не будешь знать наверное, никогда не будешь уверен, слышишь, никогда… И плата тебе будет — камень, злые слова. Мне жаль тебя.
