Константин Соловьев - Геносказка
— Я оказалась здесь так же, — кивнула она. — Брела через горы наугад, не зная направления. Ужасно замерзла. Честно говоря, не думала, что выживу. В какой-то момент попросту упала в снег… Истощение, должно быть. А очнулась оттого, что меня кто-то тащит вперед. Сперва я решила, что это человек, но потом…
Гензель замер, не донеся куска до открытого рта. «Брела через горы?..» Не очень-то похоже на историю принцессы, которую похитили прямо из покоев кровожадные цверги. Видимо, у него был достаточно глупый вид, потому что принцесса Бланко, прервав рассказ, уставилась на него:
— С вами все в порядке, сударь Гензель?
— Это все его акульи гены. — Рядом мягко сверкнули глаза сестры. — Акулам после обеда полезно вздремнуть с открытой пастью: мелкие рыбы вычищают мусор у них из зубов. Так это был цверг?
— Да. Он отнес меня внутрь. Он и другие. Сперва я, конечно, ужасно испугалась. Я ведь слышала о цвергах. От отца, охотников… Думала, сейчас они меня сожрут. Но они оказались не такими. Они согрели меня своими телами, потом принесли мне еды, дотащили до крепости. Они ужасно умные, просто не совсем похожи на людей. И добрые.
«Добрые. — Гензель вспомнил человеческие головы в выпотрошенных лошадиных животах. — Необычайно добрые. Но, видимо, только по отношению к маленьким принцессам…»
— Это нелогично, — своим обычным бесстрастным голосом произнесла Гретель. — Я знаю, как устроены цверги. Человеческий ребенок для них — не больше чем кусок теплого мяса. Они бы никогда не приняли его в свою стаю.
— Они при мне уже много лет. Оберегают меня и заботятся. — Принцесса Бланко беззаботно пожала плечами. — И я никогда особенно не задумывалась отчего.
«Потому что ты особенная, — подумал Гензель, сгребая в тарелку объедки и пустую упаковку. — И даже не представляешь насколько. И лучше бы тебе не представлять».
— Благодарю за еду, ваше высочество, — вежливо сказал он. — Вы и в самом деле спасли нас с сестрой.
— Будем считать, что оказали друг другу взаимную услугу. — Бланко тряхнула головой. — Я спасла вас от холода и голода, а вы меня — от одиночества. Честно говоря, оно порядком меня утомило. Иногда мне кажется, что от одиночества человек со временем начинает коченеть, как от самого страшного мороза, а потом закрывает глаза и навеки засыпает… К слову, о сне… Кажется, у вас уже слипаются глаза? Простите, очень невежливо с моей стороны было мучить вас долгим разговором — после всего того, что вам довелось пережить!
Гензель хотел было возразить, но обнаружил, что принцесса оказалась совершенно права. От обильной и сытной еды его стало клонить в сон, веки словно смазали густым медом. Да и Гретель уже заметно клевала носом.
— Я покажу вам свободные отсеки, — с готовностью сказала принцесса, поднимаясь из-за стола. — Можете располагаться там без всякого смущения. У нас еще будет время поговорить. Все равно вы едва ли покинете крепость, пока не сойдут морозы.
«Это к лучшему, — подумал Гензель. — Будет возможность подумать. А подумать нам придется хорошенько…»
Но этим днем думать он уже не мог. Едва дотащился до своего отсека и, коснувшись щекой приятной прохлады дезинфицированной простыни, мгновенно уснул.
15Принцесса обнаружилась там, где, по мнению Гензеля, никак не возможно было бы найти настоящую принцессу: в реакторном зале одного из нижних уровней. Сняв одну из технических панелей, она почти наполовину погрузилась в ее механическое чрево и теперь, опутанная десятками кабелей, казалась жертвой целого клубка хищных змей. Но, судя по тому, как уверенно она коналась во внутренностях панели, принцесса знала, что делала.
Некоторое время Гензель молча наблюдал за этой картиной. Редко увидишь, как особа королевской крови в грязном комбинезоне выполняет работу техника, увлеченно ругаясь себе под нос и время от времени раздраженно шипя. Ничего удивительного в этой картине не было. Чем еще заниматься шесть лет, будучи отрезанной от всего мира и запертой в стальной подземной громаде? Учиться танцевать кадриль? Совершенствоваться в застольном этикете? Вышивать бисером?..
Покой принцессы Бланко молчаливыми стражами охраняли три цверга. Они замерли на равном удалении от нее — этакие грязные всклокоченные горгульи на церковной крыше. Но Гензель не сомневался в том, что к своим обязанностям цверги относятся со всей серьезностью. Они почуяли чужое присутствие, стоило ему только войти в реакторный зал. Почуяли — и обнажили зубы, грозно заворчав. Так рычат большие и свирепые волкодавы, когда хотят показать незваному гостю, что ему здесь не рады. Наверняка, вздумай он сделать резкое движение, цверги бросились бы на него все сразу. И, конечно, растерзали бы. С мрачным удовлетворением Гензель увидел, что один из цвергов волочит по полу перебитую лапу — след их недавнего знакомства.
Дрессированные цверги или нет, а рука рефлекторно схватилась за ложе мушкета. Или за то место в пустоте, где располагалось бы ложе мушкета, если бы он не оставил оружие в спальном отсеке. Хотел продемонстрировать миролюбие и воспитанность? Ну вот и демонстрируй, дурак, глядя на три пары звериной злобой светящихся глаз…
— Ваше высочество!.. — нерешительно позвал он.
— Это вы, Гензель? Не бойтесь! — крикнула принцесса, все еще полускрытая проводами, оттого немного приглушенно. — Они не станут на вас нападать!
— Можете их успокоить, я тоже, — буркнул Гензель. — Однако они как-то нехорошо глядят на меня, ваше высочество.
— Боитесь стать их завтраком?
— Меня не раз пытались съесть самые разные существа, но я, как видите, здесь. Мне просто не нравится, как они на меня глядят.
— Как?
— Точно размышляют, с каким вином лучше всего меня подать.
— Они немного подозрительны по своей натуре. Видимо, их смущает ваш… ваши… ваши зубы.
Гензелю отчего-то показалось, что принцесса покраснела. Но утверждать этого наверняка он не мог — вся ее кожа была покрыта ровным слоем пыли.
— Еще раз приношу извинения за то, что по незнанию вступил с ними в драку. Без сомнения, мне стоило быть более осторожным, прежде чем лезть в подземную крепость без приглашения.
При упоминании о драке принцесса прикусила губу. Ничего удивительного — девичья память бережно хранит воспоминания, даже самые страшные, а с той поры не прошло и двух дней. Но злости в ее взгляде не было, и это порадовало Гензеля.
— Все мы совершаем ошибки, — сказала принцесса после долгой паузы, в течение которой ее руки машинально продолжали возиться с проводами. — Никому не дано прожить жизнь без ошибок, в наших силах лишь научиться их признавать… Я благодарна вам, сударь. И простите мне мои обвинения, они были поспешны и излишне горячи. Прожив в одиночестве столько лет в огромном механическом орехе, напичканном оружием, немудрено стать истинным параноиком. Особенно учитывая, как я здесь оказалась…