Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы
– А не пошли бы вы некоторым образом туда, где и подобает находиться таким, как вы, ввиду того что я, в силу некоторых обстоятельств, попросила бы вас туда отправиться! – галантно поклонилась я.
Лансанариэль не выдержал и прыснул громко и весело. Утробным басом хохотал орк. Суд превратился в фарс.
– Не страшно, когда над тобой смеются, хуже – когда плачут… – философски бубнил дракон.
Прокурор и судья стушевались окончательно.
Но, на беду, нашлись и те, кто по злобе или зависти не желал, чтобы я отделалась слишком легко.
– Нет, так дело не пойдет! – вдруг раздался спокойный, рассудительный голос. – Казнить – это, конечно, чересчур, но принцессу нужно сурово и публично наказать для примера всем да для острастки другим, ибо закон – он для всех един!
– Правильно, это будет справедливо! – поддержали оратора многие из толпы.
Судья приободрился.
И тут вперед вышел Саймонариэль…
Одного взмаха руки великого архимага оказалось достаточно для того, чтобы толпа угомонилась. Все же на Поющем Острове Саймона знали и уважали все – от мала до велика.
– Хватит! – негромко вымолвил магистр. – Не уподобляетесь стаду тупых баранов! Нельзя вот так бездушно и опрометчиво судить человека, принесшего нам добро и благо. Не нам поднимать карающую длань на ту, которая не только уподобилась богам, но и стала одной из них. Провидение открыло мне сегодня: принцессе суждено свершить еще множество подвигов, а ее дитя окажется не наказанием и злом, а великим благом и истинным подарком судьбы! Ее сын станет одним из столпов глобального мирового равновесия между силами Света и Тьмы!
Судья хищно прищурился:
– А может, это лишь сказка?
– Докажи нам свое пророчество, Саймонариэль! – недоверчиво прилетело из толпы. – Слова ничего не значат и никого не убедят.
– Хорошо! – согласно кивнул архимаг. – Ульрика де Мор пройдет божий суд и тем самым очистится от неправедных наветов!
– Да будет так! – хором вскричали все, с облегчением принимая мудрое решение волшебника.
Прямоугольный брусок железа, раскаленный добела и так и пышущий волнами испепеляющего жара, удерживаемый щипцами кузнеца, завис прямо перед моим побелевшим от ужаса лицом. И тогда я догадалась, что намеревается совершить Саймон. Совершить со мной. Я хотела рвануться, убежать от этого невозможного, противоестественного ужаса, но не смогла. Ибо если я побегу сейчас, то буду обречена всю оставшуюся жизнь продолжать этот бессмысленный трусливый побег. Тогда память об Асторе уж точно станет страшным проклятием – историей, призванной пугать непослушных детей долгими зимними вечерами. А мой собственный ребенок когда-нибудь пожалеет о дне своего рождения и отвернется от матери, подарившей ему столь безрадостную судьбу. Значит, я вынесу все, чтобы они ни сотворили со мной, вынесу, перетерплю, пускай даже не ради себя, но во имя погибшего мужа и на благо своего еще не рожденного сына. Сына, который будет мной гордиться!
Волосатые руки кузнеца, удерживающего раскаленный металл, защищали толстые войлочные рукавицы, но я заметила, что, даже несмотря на материю и длинную рукоять щипцов, его ладони начали ощутимо страдать от горячего бруска, предназначавшегося для меня.
«Боги! – мысленно взмолилась я. – Так что, это и есть ваша хваленая справедливость? Если да, то помогите, дайте мне силу, чтобы вынести это испытание, ведь мои собственные силы уже на исходе!»
– Ульрика! – Сильные пальцы Саймонариэля больно стиснули мое напряженное плечо, вырывая меня из мира призрачных видений: – Ты осознаешь, что тебе предстоит сделать?
– Да! – послушно шепнули мои онемевшие губы.
– Тогда выслушай меня внимательно. – Темные глаза мага приблизились, вливая в меня спокойствие и странное равнодушие, напоминающее сон на исходе ночи. – Ты примешь этот металл на свои обнаженные ладони и, держа руки вытянутыми перед грудью, медленно пройдешь от крыльца до вон того куста сирени, а потом бросишь стальной брусок на землю. И если ладони твои не пострадают и не будут иметь следов ожога, то мы все признаем твою невиновность и не станем преследовать твое дитя, не причинив ему ни малейшего вреда ни до, ни после рождения!
– Это справедливо! – Многоголосый гул толпы единодушно поддержал решение мага.
– Но это невозможно! – тихонько ответила я. – Мне придется пройти не менее двадцати шагов. За это время мои руки прогорят да самых костей!
– На все воля богов! – торжественно возвестил Саймонариэль. И добавил едва слышно, так, что это расслышала только я: – Если ты веришь в собственную правоту, моя дорогая девочка, то с тобой не случится ничего дурного!
Я недоуменно моргнула, силясь вникнуть в потаенный смысл услышанного. Судьба готовилась совершить очередной обманный ход – проверяя и испытывая меня. Неужели таким образом она желает сломить непокорный, свободный дух и пытается приучить меня к повиновению? Ну уж нет, этого она не дождется!
Я издевательски оскалилась и наглым жестом протянула раскрытые ладони:
– Давай свое железо, Саймон! Клянусь гоблинами, я попадала в переделки и покруче!
Архимаг улыбнулся светло и радостно:
– И не сомневаюсь в этом, Мелеана!
– Люди! – громко заорал ошарашенный моим нахальством кузнец. – Она не боится! Она смеется над нами! Да она же ведьма!
– Ведьма! – ветром прокатилось по двору.
Я вспомнила похожую сцену, не так давно произошедшую в замке Кардиньяк, и мстительно расхохоталась. «Трусы, какие же они все суеверные трусы!»
Я почти вырвала раскаленное железо из удерживающих его щипцов и медленно, усмиряя нетерпеливую походку, зашагала к финишному кусту, проходя мимо расступающихся при моем приближении людей.
Поначалу я не ощутила ничего. Только исходящий от бруска холод, злобно покусывающий мои голые руки, да странную туманную дымку, обволакивающую все тело и мешающую идти вперед. Мне приходилось буквально продираться через тугую, липкую субстанцию, цепляющуюся за ноги и делающую каждый шаг невыносимо мучительным и трудным.
А потом неожиданно пришла боль. Голодным жаром вцепилась в руки, овладев ими до самых плеч, жаля сильнее стаи диких пчел, заставляя меня до крови кусать губы, стараясь подавить жуткий вой, непроизвольно рвущийся прямо из глубины души. Подобного я не испытывала никогда в жизни. Боль вынуждала остановиться, упасть на землю и грызть, зубами грызть свои руки, доводящие меня до безумия.
– Ульрика, иди же вперед! – умоляли отец и мать.
– Мелеана, ты можешь! – раненым быком ревел Огвур.
– Рыжая, не сдавайся! – стонал Лансанариэль.
– Не останавливайся, девочка! – хрипел дракон.
