Гарри Гаррисон - Молот и крест
– Ты забываешь о короле Альфреде и его людях, – сказал Шеф. – Сейчас он уже собрал свою армию. Ты знаешь: английские таны так же сильны и храбры, как твои ребята, просто им не хватает дисциплины. Но это я им могу дать.
Гутмунд неохотно кивнул.
– Поэтому каждая группа должна делать то, что умеет лучше всего. Твои люди – плыть на кораблях. Под парусами и с машинами. Мои фримены – заряжать машины и стрелять. Альфред со своими англичанами – стоять на месте и делать, что прикажут. Поверь мне, Гутмунд. В прошлый раз ты мне не верил. И до того тоже не верил. И когда мы шли к собору в Беверли.
Гутмунд снова кивнул, на этот раз чуть энергичней. Уходя, он сказал: – Лорд ярл, ты не моряк. Но не забудь еще об одном. Сейчас время сбора урожая. Каждый моряк знает: когда ночи становятся такими же длинными, как дни, погода меняется. Не забудь о погоде.
* * *Известие о полном разгроме Альфреда дошло до Шефа и его уменьшившейся армии через два дня после выступления на юг. Шеф слушал уставшего побледневшего тана, который принес новость, стоя в центре круга слушателей: он отказался от заседаний совета, как только все еще недовольный Гутмунд и его викинги отплыли на захваченных кораблях. Фримены следили за лицом Шефа и заметили, что во время рассказа тана оно лишь дважды меняло выражение. Первый раз, когда тан проклял франкских лучников: они выпустили такой поток стрел, что наступающая армия Альфреда вынуждена была остановиться и поднять щиты, и тут на нее, неподвижную, обрушились всадники. Второй раз, когда тан сознался, что со дня катастрофы никто не слышал о короле Альфреде и не видел его.
В наступившей тишине Квикка, воспользовавшись своим положением спасителя и друга Шефа, задал вопрос, занимавший всех: – Что нам теперь делать, господин? Повернуть назад?
Шеф ответил не задумываясь:
– Идти дальше.
Мнения у костров в этот вечер разделились. С того момента, как ушел Гутмунд и все его спутники, армия изменилась. Освобожденные рабы-англичане всегда в тайне опасались своих союзников, таких похожих на их прежних хозяев по силе и ярости и превосходивших их боевой славой. А с уходом викингов армия словно шла на праздник: трубы играли, в рядах слышался смех, солдаты перекликались с жнецами в полях, которые уже не бежали при виде авангарда.
Но ушел не только страх, ушла и уверенность. Хоть бывшие рабы гордились своими машинами, алебардами и самострелами, у них не было той веры в себя, которая дается только жизнью, полной битв.
– Легко сказать – идти дальше, – слышался чей-то голос вечером. – А что с нами будет, когда мы придем туда? Альфреда нет. Северян нет. Нет воинов Вессекса, поддержка которых была обещана. Только мы. Ну? Что тогда?
– Мы их расстреляем, – уверенно сказал Осви. – Как с Айваром и его войском. Потому что у нас есть машины, а у них нет. И еще самострелы и все прочее.
Его заявление сопровождалось одобрительным гулом. Но каждое утро маршалы сообщали Шефу все большие и большие числа дезертиров: люди уходили по ночам, унося с собой свободу и те серебряные пенни, которые каждый получил как часть добычи после разгрома Айвара А от будущих наград и обещанной земли они предпочитали отказаться. Шеф знал, что у него уже недостаточно людей, чтобы одновременно стрелять из всех пятидесяти катапульт: кидателей и толкателей – и из двухсот натягиваемых воротами самострелов, изготовленных Уддом.
– Что ты будешь делать? – спросил Фарман, жрец Фрея, на четвертое утро похода. Он сам, Ингульф и Гейрульф, жрец Тюра, были единственными норвежцами, настоявшими на том, что должны остаться с Шефом и его фрименами.
Шеф пожал плечами.
– Это не ответ.
– Я тебе отвечу, когда ты скажешь, куда уехали Торвин и Годива. И почему? И когда они вернутся?
На этот раз наступила очередь Фармана промолчать.
* * *Даниэль и Альфгар провели много дней в гневе и раздражении, когда наконец добрались до базы франкских крестоносцев и проходили через их посты и стражу, чтобы встретиться с предводителями армии. Их внешность была против них: два человека в грязных промокших плащах после многих ночей, проведенных на земле, едущие на тощих клячах, украденных Альфгаром. Первый же часовой очень забавлялся, видя впервые, как англичане по своей воле подходят к лагерю: местные крестьяне давно бежали, прихватив с собой жен и детей, если можно было. Но он и не подумал позвать переводчика, чтобы перевести английский Альфгара или латинский Даниэля. После того как они несколько минут кричали у входа в лагерь, он задумчиво наложил стрелу на тетиву и выстрелил в землю у самых ног Даниэля. Альфгар торопливо оттащил епископа.
После этого они несколько раз пытались приблизиться к ежедневным кавалькадам, выезжавшим с базы у Гастингса на грабежи, пока король Карл неторопливо ждал нового вызова. Он был уверен, что вызов придет. В первый раз это стоило им лошадей, во второй – епископского кольца Даниэля, которым он слишком ревностно размахивал. Наконец в отчаянии Альфгар решил действовать сам. Даниэль гневно кричал на франкского священника, которого они нашли бродящим по развалинам разграбленной церкви. Альфгар оттолкнул его.
– Machina, – сказал он отчетливо, пользуясь своими скромными познаниями в латинском. – Ballista. Catapulta. Nos videre, – он указал на свои глаза. – Nos dicere. Rex [Машины. Баллиста. Катапульта. Я видел. Расскажу. Король. (лат.)]. – И он показал на лагерь с его развевающимися знаменами в двух милях.
Священник посмотрел на него, кивнул, повернулся к еле сдерживавшемуся епископу и заговорил с ним на латыни со странным акцентом. Он оборвал гневные жалобы Даниэля и потребовал информации. Немного погодя он подозвал свою охрану – верховых лучников – и поехал в лагерь, прихватив с собой англичан. Потом их передавали из рук в руки священники, вытягивая из Даниэля новые сведения.
Но теперь священников нет. Альфгар, в вычищенном плаще, поевший, стоит вместе с Даниэлем перед столом, за которой сидит группа людей, с внешностью воинов; у одного из них на лысой голове золотая корона. Рядом с ним англичанин, внимательно слушающий короля. Наконец он повернулся к Альфгару, и тут беглецы впервые с прихода в лагерь услышали снова английский.
– Священники рассказали королю, что у тебя больше здравого смысла, чем у этого епископа. Но епископ говорит, что только вы двое знаете, что произошло на севере. И по какой-то причине, – англичанин улыбнулся, – хотите помочь королю и христианской религии своими сведениями. Короля не интересуют жалобы твоего епископа и его предложения. Он хочет знать, во-первых, об армии Мерсии, во-вторых, об армии язычников Рагнарсонов, и, в-третьих, об армии еретиков, о которых особенно тревожатся его собственные епископы. Расскажи все, что знаешь, веди себя разумно, и тебе будет хорошо. Королю понадобятся верные англичане, когда он будет укреплять здесь свою власть.
