Карина Демина - Невеста
Лоза уйдет.
Железо проснется.
Возможно.
— Второй фактор — время… источник должен иссякнуть раньше, чем погибнет физическая его оболочка.
Одену нравится девчонка. Он ее радостью называет.
Поймет ведь.
Простит?
Или все-таки… Сверр и стая. Суматоха. Боя не избежать. Случается всякое и… да, шанс.
— Риск есть, и немалый. — Король убрал бумаги в книгу, но Виттар знал: стоит ему выйти за дверь — и тонкие полупрозрачные листы исчезнут или в темной прохладе сейфа, или вовсе в камине. — И да, я бы предпочел обойтись… более мягкими мерами. Но твой брат мне нужен.
Король ждал ответа. У Виттара его не было.
Ожидание затягивалось.
Девчонка. Всего-навсего.
Она спасла Одену жизнь… и привязала его к себе.
— Ты же понимаешь, что он не усидит взаперти. — Король с какой-то неизъяснимой нежностью погладил ладью. — Сегодня стая. А завтра что? Какой-нибудь щенок, который не сумеет остановиться вовремя? Несчастный случай? Глупая дуэль?
Король прав.
И после свадьбы поводов для драки возникнет немало. Как долго Оден сумеет сдерживаться?
— Без живого железа он мертв.
Возможно. Но будет ли он жив без своей альвы?
— Я должен подумать. — Виттар отвернулся от книжных полок. Сейчас он бы желал стереть прочитанное из памяти. — Есть еще время.
Пока время все еще есть.
Мне шили свадебное платье.
Из алой тяжелой ткани, расшитой белыми жемчужинами; роскошное, слишком, пожалуй, роскошное для меня. Кружево всех оттенков красного. Ленты. Тесьма.
Иглы.
Булавки.
И странное ощущение, что все это происходит не со мной. Я стою перед зеркалом, позволяя окружать себя слоями ткани, и… мне все равно, что они сошьют.
Грядущая свадьба видится представлением, этаким фарсом, в котором я вынуждена участвовать. И чем ближе день, тем сильнее желание сбежать.
Ложь… и снова ложь…
Я совершенно запуталась в том, что происходит.
И Оден не спешил помочь. С каждым днем он все больше замыкался в себе. Неудачный побег ли был причиной, случившееся ли в деревне, ссора ли, которая ударила по нему больнее, чем он хотел показать, но он теперь просто держался рядом, не заговаривал, да и попыток прикоснуться ко мне не делал.
А стоило самой приблизиться — отступал.
По ночам притворялся спящим, хотя на самом деле засыпал долго и спал урывками, всякий раз пробуждаясь ото сна резко, вздрагивая всем телом. Но когда я спросила, что с ним, ответил:
— Ничего. Все хорошо. Пройдет.
Лгал. И сам не верил.
Он то и дело трогал шею, будто опасаясь, что там, во сне, на него нацепят ошейник. И болезненно морщился, когда замечал за собой этот жест.
В эти минуты я от души ненавидела его брата.
И сейчас, глядя в зеркало, — последняя примерка, — я видела отнюдь не платье, не себя, но запертую дверь с ручкой в виде дельфина.
— Вам нравится? — Портниха отступает.
Да, наверное… платье великолепно.
И гарнитур из крупных рубинов, который передали мне с любезной запиской от будущего деверя. Разглядывая камни в сети платиновой оправы, я испытывала преогромное желание швырнуть эту красоту в стену… а лучше в лицо.
Вернулся бы.
Поговорил с Оденом.
Но нет…
И я сама не лучше.
Стою. Терплю булавочные уколы и щебет швей, которые вновь что-то спешат исправить. Ловлю насмешливые взгляды… иногда в них удивление. Порой — зависть.
Чаще — недоверие.
Неужели и вправду на мне собираются жениться?
И когда пытка платьем подходит к концу, я выдыхаю с преогромным облегчением.
— Это все мелочи…
Хвостик свистит. Мелочи ему по вкусу. Обрезки лент, тесьмы и тканей, кружево и куски шелка — подходящие материалы для гнезда. Хвостик горд своим творением, которое украшает крадеными булавками. Сегодня он добыл еще с полдюжины.
А я подхожу к двери, провожу пальцами по спине золоченого дельфина. Выбор еще есть. И шанс отступить, оставить все как было. Я так долго пыталась сохранить равновесие, так стоит ли его нарушать?
Не будет ли хуже?
Войду — узнаю.
В его комнате тихо, но в ванной журчит вода.
Свет, преломленный витражами. Бабочки. Львиные головы. Камень. Оден лежит, запрокинув голову, и руки раскинул, цепляясь за бортик.
— Эйо? Что-то случилось?
— Ничего.
Я присаживаюсь на край бортика.
— Подумала, что вдруг тебе помощь нужна.
— В чем?
— Ну… — Волосы влажные, и подшерсток намок, слипся пуховым комом. А ость дыбом торчит. — Например… голову помыть. Или спину потереть.
— Не шути.
— Не шучу. Сиди смирно. И глаза закрой, а то мыло попадет.
Не мыло — шампунь, который пенится на руках и пахнет яблоками. Волосы становятся скользкими, тяжелыми, и я долго массирую голову, а еще дольше — выполаскиваю эту яблочную пену. И берусь за мочалку.
— Встань.
Оден безропотно подчиняется.
Его бассейн — отнюдь не яма меж корней старого дерева. И вода молчит. Я оставляю мыльный след на шее, на плечах, изучаю спину, убеждаясь, что старые раны не открылись от холода…
Пена не удерживается на коже, падает клочьями. Рукава моей рубашки намокают.
— Повернись.
Поворачивается. Перехватывает мою руку.
Белые глаза смотрят с упреком.
— Что не так? — Я беру мочалку свободной рукой. — Ты купаться не любишь?
Ноздри раздуваются. Оден осторожно спрашивает:
— Тебе плохо?
— Нет.
— Тогда почему?
Потому что очень скоро нас поженят. И я не представляю, чего ждать от этой свадьбы, от жизни вообще, и боюсь. За себя. За Одена.
За то, что случится нечто непоправимое.
А время уходит. Возможно, я буду жалеть, что тратила его так бездумно.
— Какая разница?
Ну вот и губу прокусил… когда только? Я тянусь, слизываю каплю крови. И все-таки упускаю мочалку, которая падает в бассейн, кружится, украшая водяную гладь пенными узорами. Но разглядеть мне их не позволяют. Я сама лечу в воду, и рубашка намокает.
— Ты что делаешь?!
— Так тебе удобней меня мыть будет. — Оден сдирает и рубашку, и штаны. — Эйо, ну кто купается в одежде?
На кровати хватило бы места на четверых, но я устраиваюсь на плече Одена и обнимаю за шею. Мне впервые за долгое время по-настоящему спокойно. Лежу, мурлычу себе под нос, греюсь… он снова горячий, и это приятно.
А за окном ночь, но сна ни в одном глазу. И Оден не спит.
— Что будет потом, после свадьбы?
Уже недолго осталось.
— Зависит от того, чего тебе хочется. — Он задумчиво поглаживает мое плечо. — Мы можем остаться здесь, если тебе нравится. Можем переехать в город — рано или поздно мне разрешат.