Саймон Хоук - Железный трон
Внизу под ними войска Горгона терпели поражение. Ануирцы прижимали их к обсидиановым стенам крепости, но сами были вымотаны и радовались неожиданной помощи эльфов, расправлявшихся с чудовищами. Осадные орудия были разрушены, и осада была невозможной. Башни пылали пожаром. С первого взгляда создавалось впечатление, что от армии уцелело не больше половины. Поле боя так густо было усеяно трупами, что невозможно стало разглядеть землю.
Все было кончено. Император погиб, и его армия не желала продолжать бой без него.
— Это больно, Гильвейн. Больнее, чем я мог бы выразить словами. И я так устал…
— Спи, друг мой. Боль пройдет. Все проходит в свое время. Спи, — ветер даст тебе отдых…
Эпилог
Канун Дня Поминовения. Зимнее солнцестояние. Самая длинная ночь в году. Воистину, именно в такую ночь надо оплакивать погибших. Эдан Досьер, Лорд Верховный Камергер Керильской империи Ануир сидел, склонившись над столом в своем кабинете в одной из башен Имперского Керна. Перед ним стояла пустая бутылка из-под бренди, которую они с Гильвейном недавно допили, и приятное тепло разливалось по его телу. Он поднял голову и выглянул в окно на сверкающие огни Ануира.
Близился рассвет, но в каждом окне все еще горел свет множества свечей в память об ушедших родных и близких.
— Погребальный огонь. Красиво и грустно, — пробормотал Эдан со вздохом. Груз прожитых лет давил на его плечи. Он выжил. Пережил свою жену, которая оставила его одного нести бремя лет. Пережил своего господина, который пал в битве, оставив ему долг заботиться об империи Ануир. Пережил Дервина, который вернулся после Бэттлвэйта калекой и влачил жалкое существование, прежде чем умер в нищете. Пережил Лэру и Фелину и почти всех, кого он тогда знал. Он пережил их всех и продолжал жить, хотя это причиняло невыносимую боль.
Его огонь угасал. Он более не мог править империей. На самом деле она умерла давным-давно вместе с Микаэлом, и мало-помалу провинции отпадали от империи, образуя собственные независимые народы, и вот уже ничего не осталось от славной державы. Мечта. То, ради чего они с Микаэлом отдавали все свое время, все свои силы.
— Все проходит в свое время, — пьяно бормотал Эдан, отворачиваясь от окна.
— Да, кивнул Гильвейн.
— Даже боль.
— Истинно так. Теперь уже почти не больно. Я изнемог под грузом этого страдания, иссушившего мою душу.
Эдан положил голову на стол и обхватил ее руками.
— Как Сильванна? — спросил он, поднимая взгляд.
— С ней все нормально?
— Да, — отвечал Гильвейн.
— С ней все в порядке. Она часто думает о тебе. Ты ведь уже спрашивал об этом.
— В самом деле? — сонно пробормотал Эдан.
— Я забыл. Но хорошо, что она меня помнит.
— Она никогда не забудет.
— Я так устал, Гильвейн…
— Тогда спи, — сказал Гильвейн, поднимаясь из-за стола и глядя на своего старого друга. Под его взглядом плечи Эдана несколько раз поднялись и упали. Его дыхание все более затруднялось. Гильвейн простер руки и его подхватил вихрь, сдувая в огонь все бумаги со стола. Эдан Досьер сделал еще один тяжелый и долгий вздох, а затем более не дышал. Клубящееся воронкообразное облако накрыло его.
— Спи, старый друг, и ветер даст тебе отдых.
Он медленно растаял в воздухе, ветер пронес его над гаванью, над угасающими огнями города, прямо на север к первым лучам солнца.
