Ариса Вайа - Лепрозорий (СИ)
— И Люция выбрала то, что легче морально? — кажется, Ева понимала. Очень старалась понять.
— Да, ты права. С ее талантами война — не проблема. На войне она может быть самой собой. А ей нравится быть самой собой.
Ева не могла перестать сравнивать. И Люцифера, и Химари были воинами всю свою жизнь. Но они были настолько разными, что сложно было понять, что делает их такими.
— Но ведь ты тоже воин, — осторожно начала Ева, кусая губы. Химари кивнула. — У тебя была семья. И ты воевала. Как ты справилась с этим? Совместила? — должен был быть способ сделать Люцию счастливой. Хотя после разговора с фурией Ева уже сомневалась, так ли та несчастна.
— Никак, — кошка как отрезала. — Я находила утешение в сражениях. До войны я была наемной убийцей, и очень дорого стоила. Каждое задание — вызов смерти. И я умирала. Не дома, не в храме, не на теплых подушках в окружении родных, — усмехнулась Химари. — Я умирала в грязи, в снегу, в болотах, помоях. Пойми, паучонок, из этого проклятого круга нет выхода. Хайме пытался вытащить меня, и я покорно завела детей, согласившись с его мнением. Но не перестала убивать, я просто не смогла отказаться от этой звериной простоты. Я пыталась сотни раз, сотни лет, но все бестолку.
— Я верю, что Люция справится, — дрогнувшим голосом перебила кошку Ева. — Я буду надеяться.
— Паучоныш, не мучай себя. Это бесполезно. Я хотя бы знаю, какой мир без войны, у меня есть муж, дети, есть, с чем сравнить. Но вся жизнь твоей фурии — одна сплошная война, понимаешь? Она всю жизнь сражается. Она воин до мозга костей, — Химари было жаль Еву, тяжело понимать, что ее надеждам не суждено сбыться.
Ева с силой сжала кулаки и закусила губу, заставляя себя не плакать.
— Но она верит, что мир хороший. Я все еще не понимаю, почему. Но Люция действительно в это верит, — проскулила она, вытирая нос тыльной стороной ладони и громко шмыгая.
— Все будет хорошо. Ты веришь старой кошке, а, паучонок? — кошка тяжело вздохнула, пригладила выбившуюся из косички прядь жестких паучьих волос.
Ева закивала, успокаиваясь. С каждым разом ей все легче было унять слезы.
***
— Ты сильно занята? — спросила Химари, склонившись над плечом бескрылой. Люцифера скрупулезно отделяла мясо от костей и складывала в мешок с перетертой клюквой и солью.
— Говорить могу, руки заняты, — пробурчала Люция, дернув плечом.
— Я пришла за своей платой. Инпу мертв, а взамен я получила лишь катаны и броню. Ты обещала дать ответ мой вопрос, помнишь? — Химари отряхнула бревно напротив бескрылой и примостилась на краюшке.
— Если вы про то, что значит окружающий мир для меня, то — помню.
Люция была немногословна после последнего разговора, но кошка действительно хотела узнать ответ. Ей было глубоко плевать на мнение бескрылой, но в глубине души она чувствовала, что должна увидеть мир ее глазами.
— Я все пытаюсь понять, почему ты считаешь мир совершенством, — осторожно начала Химари. Ева ведь об этом и говорила. Люция только хмыкнула, и пришлось продолжить, надеясь, что хоть какие-то слова заденут ее. — Я понимаю, почему ты считаешь себя совершенной — ты не чувствуешь боли, как Самсавеил, ты сильная, крепкая, выиграла войну совсем девчонкой, вела за собой мужчин, пережила целый ад, — принялась перечислять она. — Но мир? Мир-то — почему? Почему ты считаешь этот проклятый лепрозорий совершенным?
Люция покачала головой, наотмашь швырнув мясо в мешок.
— Ничего вы не поняли, госпожа Химари, — презрительно усмехнулась она.
Кошка удивленно изогнула бровь.
— Мир сам по себе совершенен, — продолжила бескрылая, пальцами и коротким ножом выковыривая тазобедренный сустав оленихи. — Не потому, что в нем нет страданий, боли, болезней — они есть, еще какие. Не потому, что в нем безопасно и легко — еще как опасно! И совсем не легко. И даже не потому, что-де и в таком аду найдется место счастью — много вы таких видели? Мир — совершенство, потому что он — единственное, что у меня есть. Я пыталась это и Еве объяснить, но она не понимает меня, — хмыкнула Люция. — Я другого мира не знаю и никогда не узнаю. Он — самый лучший из всех, что мне доведется увидеть, и именно поэтому он — совершенство. А я — всего лишь часть его. Я тоже совершенство, потому что я такая же, как этот мир. Несовершенна в совершенстве. Совершенна в несовершенстве. И вы — такая же. И Ева. Все мы — совершенства этого мира, потому что других таких нет, — Люция задумчиво повертела в руках сустав и, сжав кулак, разломала его.
Химари пожевала губами, осмысливая ее слова. Хмыкнула, улыбнувшись про себя. Сколько людей она знала, сколько мнений, но таким мир видела одна только Люцифера. Мир — через призму себя. Себя — через призму мира.
— Совершенные чудовища, — задумчиво прошептала кошка. — Уроды-совершенства. Презренные циркачи в этом лепрозории бога.
Люция пожала плечами.
— Пусть так.
— Спасибо за такое откровение, — кошка была уже занята, пытаясь хотя бы мысленно ощутить мир таким же, как и Люцифера.
— Это не откровение и не тайна. Просто никто меня об этом не спрашивает, — усмехнулась Люция, исподлобья глядя Химари в глаза.
Кошка кивнула. Пожалуй, долг был выплачен Люцией с процентами. Ради этого стоило выползать из своей норы и бороться.
#38. Хозяин Райского сада
Ева трепетала, находясь в каком-то незнакомом состоянии, сродни эйфории и животному страху. Все вокруг было совсем чужеродным, странным, пугающим. Скользкие камни, омываемые пурпурными ручьями, переливающиеся бока огромных тварей, копошащихся в расщелине. Треск и шепот кумо, пробирающий до костей.
Это были темные холодные ходы под горой, ведущие к самому ее сердцу особыми путями. Единственным источником света были кошки. Химари вела всех, высоко подняв руку, объятую лиловым пламенем до запястья. Замыкал Хайме, готовый в любую секунду отразить атаку. Но вдоль таких скал никто в своем уме не пошел бы - ни света, ни плит, как в ангельских катакомбах, сплошные камни, так и норовившие раскрошиться под ногами в самый неожиданный момент. Воздух наливался чем-то потусторонним, и Ева дышала, набирая полную грудь. Она чувствовала, что все вокруг отзывался в ней чем-то, что в меньшей степени горело и в кошках.
Ветер дохнул в лицо горстью лиловой пыли, и Ева заткнула рот и нос рукой, чтобы не закашляться. Все здесь было ей незнакомо, но она почти физически ощущала, как сильно ее звало это место. Оно было чужим, но то, куда вели катакомбы, вызывало у паучонка восторг. Она не знала, куда хочет попасть Люцифера, но понимала, что именно туда нужно попасть и ей. Что-то ждало ее, звало, просило, умоляло. Страх смешивался с радостью, разгорался, разливался, заполнял собой каждую клеточку Евиного тела.
