Елена Грушковская - Багровая заря
Карина вздохнула и опустила голову.
— Мама, я свихнусь, — глухо простонала она. — Я серьёзно.
— А может, потерпишь?
Она печально покачала головой. Я не знала, что ответить. В этот момент в дверь постучал Алекс: он пришёл за подтверждением на трёхдневный отпуск, который я ему пожаловала за отличную службу.
— Мама, если ты не можешь полететь со мной сама, то, может быть, ты отпустишь меня с Алексом, раз уж у него отпуск? — с надеждой заглядывая мне в глаза, спросила Карина. — Если он будет со мной, ты точно можешь за меня не беспокоиться.
Хотя на лице Алекса не дрогнул ни один мускул, от меня не укрылось, как под его безупречно сидящей, застёгнутой по самое горло форменной курткой шевельнулось чувство. Его суровое сердце ёкнуло и сжалось, но язык его остался по-прежнему нем.
Я заметила:
— А ты у Алекса спросила? Может быть, у него есть свои планы на отпуск, и работа телохранителем в них совсем не входит? А вдруг он хотел, скажем, навестить подругу, а тут ты со своими прихотями?
Брови Карины удивлённо взлетели, она посмотрела на Алекса.
— Алекс, у тебя что, есть девушка?
— Гм, никак нет, — сдержанно ответил тот.
— Ну вот, видишь, — сказала Карина. — Какая у него может быть девушка, мама? О чём ты? Из-за этой вашей войны у вас всех нет никакой личной жизни. Я думаю, Алекс не будет против. Алекс, ты ведь не против?
— Если Аврора прикажет, — ответил он.
— Я могу приказать, — сказала я. — Но ты-то сам — как?
— Я готов, — заявил Алекс, встав подчёркнуто прямо.
— Ой, здорово, — обрадовалась Карина. — Спасибо тебе большое!
Она обняла его за плечи и чмокнула в щёку. Не представляю, как можно оставаться каменным в объятиях Карины, утопая в её головокружительном аромате, но Алексу это удалось. С тем же успехом Карина могла обнимать статую.
— Хорошо, — сказала я. — Но ты отвечаешь за неё головой, Алекс.
Я объяснила Алексу, как найти тот остров. Карина надела купальник и парео, а сверху накинула пальто — чтобы не замёрзнуть в полёте. Она обняла плечи Алекса, когда тот поднимал её на руки, и улыбнулась ему ясно и доверчиво. Бережно прижав её к себе, он раскинул крылья, огромные, огненно-красные с чёрными пятнышками на концах маховых перьев, и взмыл в небо.
Беготня по римским катакомбам заняла целую ночь. Там определённо пахло смертью, и можно было не сомневаться, что найти туристов живыми вряд ли удастся: все они стали пищей истинноорденцев, облюбовавших эти катакомбы. Кое-где слышалось сытое урчание шакальих животов: эти твари тоже попировали на славу. Трудность этой операции состояла в том, что не мы одни бродили по подземным ходам. Мы чуть не столкнулись с поисковой группой, состоявшей из местной полиции и спасателей, и нескольким "волкам" пришлось отвлекать их внимание, пока другие преследовали "крыс". На этот раз их решено было захватить живыми, и для этого мы стреляли в них шприцами с 96-процентным спиртом. Десять граммов С2Н5ОН вырубали их полностью, и нам оставалось только выносить их бесчувственные тела наружу. Всего мы нашли и вытащили из катакомб девять истинноорденцев.
Набегающие на берег пенные гряды мерцали зеленоватым светом, в фиолетово-синем небе мерцала россыпь звёзд. На песке, глядя на подсвеченный голубым горизонт, сидели две фигуры — локоть к локтю. У одной была толстая тёмная коса, другая — с круглым лысым черепом.
— У тебя когда-нибудь была девушка? — спросила одна фигура другую.
— Да, была когда-то давно, — ответила другая фигура, сидевшая рядом. — Но мы расстались.
— Почему?
— Я вступил в "Аврору", а она осталась в Ордене.
— И ты больше никогда с ней не виделся?
— Только один раз.
— И?..
— Она схватила маленькую девочку и хотела выпить её кровь. Я сделал то, что должен был сделать.
— Что ты сделал?
— Отнял у неё девочку.
Фигурка с косой спросила с содроганием:
— А с ней ты что сделал?.. Убил?
Другая фигура покачала бритой головой.
— Нет. Я отрубил ей одно крыло. Сначала я не узнал её, а когда узнал, было уже поздно.
Фигуры долго молчали. Потом обладательница толстой косы робко погладила собеседника по плечу и сказала:
— Сочувствую тебе… Ты, наверно, любил её.
— Это была не любовь, — ответил тот мрачно.
— А что же?
— Не знаю. Давай не будем на эту тему, детка.
— Ладно, как скажешь.
— Тебе не холодно, куколка?
— Да, чуть-чуть. Стало прохладно.
Бритоголовая фигура сняла куртку и накинула собеседнице на плечи.
— Ух, какая она у тебя холодная, — поёжилась та.
О чём-то вспомнив, она впала в печальную задумчивость. Видно, ей вспомнилось, как один молодой "волк" точно так же накинул ей на плечи холодную куртку, и как они чуть не поцеловались ночью в раздевалке.
Её собеседник тоже находился в тяжёлой задумчивости. Пора это признать, мрачно думал он. Нет смысла отрицать, убеждать себя в обратном, пытаться выдать это за что-то другое. Пора это признать и смириться с этим, потому что бороться против этого невозможно. Он пытался с этим бороться — честно пытался, но ничего не вышло.
У неё в руке было рыжее перо, она вертела его в пальцах. "Волк" узнал его.
— Я стояла у окна, одна-одинёшенька… В целом мире. А всем было плевать — так мне тогда казалось. Ты шёл к маме в палату… Наверно, по какому-то делу. Ты мог бы пройти мимо меня, но ты не прошёл. Ты остановился и спросил, что случилось. Тебе было не всё равно. Знаешь, когда я впервые тебя увидела, я жутко испугалась… — Она тихо засмеялась, потом склонила голову на плечо "волка". — Я тогда ещё не знала, какой ты.
"Волк" взял у неё рыжее перо и тоже повертел в пальцах. Да, с той самой первой встречи он не переставал думать о ней. Тогда он ещё не понимал, что это такое. Ерунда, говорил он себе, этого не может быть, она всего лишь девочка. Сейчас не время — вот что он говорил себе чаще всего.
— И какой я? — усмехнулся он.
— Самый сильный. Самый лучший. С тобой я ничего не боюсь! Я знаю, ты защитишь меня от всего и от всех. — Она вздохнула. И вдруг попросила: — Скажи это!
— Что сказать? — нахмурился "волк".
— То, что ты давно хочешь мне сказать, но почему-то молчишь. Ты, наверно, сам в это не можешь поверить, да? Скажи, пожалуйста! — Её ручка проскользнула ему под локоть. — Скажи, я хочу это услышать.
Он не был до конца уверен, что это то самое, но ничего другого не было. Он сказал, не веря собственным ушам:
— Я люблю тебя, Карина.
Она засмеялась, вскочила и закружилась на песке, потом остановилась как вкопанная, сверкая глазами и маня улыбкой. "Волк" тоже поднялся.
