Энгус Уэллс - Повелители Небес
Так я и сделал, и, лежа в ее объятиях в ту бессонную ночь, я знал, что мое решение принято. Последствия мало заботили меня: что бы ни сулила мне дальнейшая судьба, я не позволю Рвиан исчезнуть из моей жизни.
Глава 24
Я поднялся с первыми лучами солнца. Нелегко было покидать постель Рвиан, и делал я это с некоторым ощущением вины. Мне придется солгать своей любимой, но это будет ложь во спасение. Я собрал с пола свои разбросанные вещи и натянул их на себя. Рвиан лежала на скомканной простыне, я нагнулся и поцеловал свою возлюбленную.
— Чуть подольше, — умоляла она, обвивая мою шею руками. — Всего только чуть-чуть.
Запах ее тела тревожил мои ноздри, было почти невозможно отказать ей, и все-таки я сделал это.
— Замок просыпается, — сказал я. — Я бы никогда не выходил отсюда, но, чтобы никто ничего не знал, мне лучше уйти сейчас.
Рвиан неохотно согласилась и, кивнув, спросила:
— Позавтракаешь со всеми?
Я тяжело вздохнул и, покачав головой, сказал абсолютно честно:
— Видеть тебя и продолжать притворяться — слишком тяжелое испытание для меня. Я лучше чем-нибудь займу себя, чтобы не устраивать длинных прощаний. Но, Рвиан… знай, что я люблю тебя, всегда любил и всегда буду любить.
— Я знаю, — сказала она, и глаза ее наполнились слезами.
Мы поцеловались, и я усилием воли заставил себя вырваться из объятий Рвиан. Уже взявшись за ручку двери, я услышал:
— Как тяжело, Давиот. Жаль, что все складывается именно так; мне бы хотелось, чтобы было по-другому.
Я едва не сказал своей возлюбленной о моих намерениях, но вовремя прикусил язык из опасения, что она помешает мне и, возможно, даже предупредит Вариуса или Пиррина. В Рвиан жило более сильное чувство долга, чем во мне. Вместо этого я произнес:
— Может, мы все-таки скоро увидимся.
И, не желая больше смотреть на грустную улыбку на лице Рвиан, я вышел из комнаты.
В коридоре, по счастью, никого не оказалось, и я быстренько добежал до своей комнаты. Мой посох и седельные сумки лежали там, где я их оставил. Выглянув из окна, я увидел безлюдный в дымке раннего утра двор, взял свои вещи и выкинул их в окно, приметив, куда они упали, потом наполнил стакан вином, для храбрости, и одним духом выпил. Опасаясь, как бы мою комнату не обыскали, я взбил постель, чтобы она выглядела так, будто я спал в ней, а потом снова вышел.
Встали еще очень немногие, и под незаинтересованными взглядами нескольких слуг-Измененных я вышел из замка. Я мог бы поклясться, что слуги не скажут ничего, кроме того, что видели, как я проходил мимо, если им станут позже задавать вопросы. Думаю, вряд ли кто-нибудь мог догадаться о моих истинных намерениях, скорее можно было бы предположить, что я поднялся так рано, чтобы погулять по городу.
Я подобрал свои вещи и, словно воришка, озираясь, пересек двор. Было одно последнее прости, которое я не мог не сказать.
Лошади тихонько заржали, когда я вошел в конюшню. Моя серая кобыла уставилась на меня с нескрываемым раздражением, решив, очевидно, что я пришел, чтобы оседлать и забрать ее из этого уютного места. Я погладил морду моей строптивицы, против такого обращения она не возражала, хотя секундой раньше пыталась совершенно бессовестно укусить меня за руку. Я пожелал лошади всего хорошего. Наверное, ей будет хорошо здесь, может, даже и полегче, чем под седлом вечного скитальца-Сказителя. Я был некоторым образом удивлен, поняв, до какой степени мне будет не хватать этого неблагодарного животного, но альтернативы попросту не существовало. Когда я уходил, лошадь погрузила свою морду в ясли.
Я вновь оказался во дворе, направляясь к воротам. Я шел не таясь, стены были слишком высокими, чтобы перелезать через них, да такое поведение привлекло бы больше внимания, чем обычный уход. Нелегко было сохранять спокойствие под пристальными взглядами и в любую секунду ожидать окрика Робирта, Вариуса или Пиррина, которые вполне могли поинтересоваться, куда это в такую рань направился Сказитель с вещами и посохом.
Как и почти все Дары, за исключением лишь малого числа ноблей и колдунов (тех, которым иногда хотелось делать какие-то личные записи), я не умел читать, незачем было. Надписям сопутствовали картинки, по ним я находил таверны, по ним же нашел и «Эльфа».
Это оказался галеас с тремя свернутыми парусами, с поднятыми на борт веслами. Корпус судна был выкрашен в сверкающе-алый цвет, а на носу я разглядел изображение какого-то мифического существа, женщины с серебристыми волосами, облаченной в одежды из голубого газа, струившиеся волнами вокруг ее талии. Рука женщины указывала вперед. Сомнений в том, что это корабль, который должен унести мою Рвиан, у меня не оставалось; я остановился.
Ватерлиния корабля находилась высоко над водой, если судно должно взять на борт какие-то товары, то погрузка их произойдет позже (когда? как скоро?). Палубы я не видел. Я посмотрел на весельные порталы, которых было двенадцать; это означало, что гребцов, скамьи которых находились прямо под верхней палубой, двадцать четыре, кроме них, были еще и другие матросы, которые тоже скорее всего ночевали на судне. Сходни были убраны, но от кормы и носа к причалу протянулись толстые швартовые канаты. Между ними вдоль борта видны были окна кают. Сам хозяин, если он на борту, скорее всего отдыхает в кормовой части, а носовые каюты предназначены для путешественников. Будить судовладельца не стоит. Я направился к носу.
Я стоял на распутье дороги моей жизни, и не могу не признать, что боялся. Можно было прямо тогда и вернуться назад в замок Пиррина, не вызвав ни вопросов, ни обвинений. Мне ведь приказали ехать на север сухопутным путем, и я понятия не имел, какие наказания воспоследуют в том случае, если я не выполню предписаний. Я не мог ни попросить подвезти меня, ни заплатить за проезд, мне было отказано в этом. Если бы Рвиан узнала о моих намерениях, то, вполне возможно, воспротивилась бы их выполнению. Но если бы я поступил в соответствии со своим долгом и остался в Карсбри, дав Рвиан уехать одной, то, вполне возможно, потерял бы ее навсегда. Эта мысль была просто непереносима, о последствиях того, что я делал тогда, я не думал.
Сомнения остались позади, я перебросил свои сумки за спину, прикрепил к ним посох и, подойдя к краю мола, прыгнул, вытягивая руки. Едва не промахнувшись, я все-таки схватился за канат. Я повис на нем, и «Эльф» слегка покачнулся. Вот бы зрелище было, упади я в воду между галеасом и пирсом. Представляю, как переполошилась бы разбуженная команда. Любопытные лица, крики, полный конфуз и крушение планов. Вода коснулась подошв моей обуви. Заскрипело дерево борта корабля. Я с маху забросил свои ноги в мокрых ботинках крест-накрест через канат и потихонечку принялся продвигаться к своей цели.
