Neil Gaiman - Американские боги (пер. А.А.Комаринец)
– Это не убийство. Это была самозащита, – сказал Тень.
– Я знаю, что это было, – без обиняков ответил Муллиган.
Он уже занялся дымящимися поленьями, которые разбрасывал по комнате. Одно он запихнул под край дивана, потом, разделив старый номер «Новостей Приозерья» на отдельные листы, скомкал их и швырнул поверх полена. Покоричневев, газетная бумага вспыхнула ярким пламенем.
– Выходи на улицу, – приказал Чад Муллиган.
Выходя из дому, шеф полиции Приозерья открыл окна и поддернул собачку замка, чтобы дверь за ними захлопнулась.
Тень босиком последовал за ним к полицейской машине. Муллиган открыл перед ним дверцу со стороны пассажирского сиденья, и, забравшись внутрь, Тень вытер ноги о коврик. Потом надел носки, которые к тому времени почти высохли.
– Сапоги тебе купим в «Товарах для дома и фермы Хеннигса», – сказал Чад Муллиган.
– Сколько ты слышал из того, что было сказано?
– Достаточно, – сказал Муллиган и, помолчав, добавил: – Слишком много.
До универмага они ехали в молчании, а когда прибыли на место, шеф полиции спросил:
– Какого размера?
Тень сказал.
Из универмага Муллиган вернулся с парой толстых шерстяных носков и кожаными фермерскими сапогами.
– Больше у них ничего твоего размера не было, – пояснил он. – Разве что тебе нужны резиновые сапоги. Я решил, что не нужны.
Тень надел носки и сапоги, которые оказались впору.
– Спасибо.
– Машина у тебя есть? – спросил Муллиган.
– Стоит на съезде к озеру. У моста.
Муллиган завел мотор и вывел машину со стоянки Хеннигса.
– Что сталось с Одри? – спросил Тень.
– На следующий день после того, как тебя увезли, она сказала, что я нравлюсь ей как друг и что у нас вообще ничего не получится, ведь мы родня и все такое. Она вернулась в Игл-Пойнт. Разбила мне, дураку, сердце.
– Разумно, – пробормотал Тень. – Тут не было ничего личного. Хинцельману она была больше не нужна.
Они проехали мимо дома Хинцельмана. Из трубы поднимался плотный столб белого дыма.
– Она приехала в город только потому, что он ее сюда вызвал. Она помогла ему избавиться от меня. Я привлекал ненужное внимание.
– Я думал, я ей нравлюсь.
Они остановились возле арендованной машины Тени.
– Что ты собираешься делать теперь? – спросил Тень.
– Не знаю. – Обычно утомленное лицо Муллигана выглядело сейчас намного живее, чем в кабинете Хинцельмана. Но так же и более тревожным. – Думаю, у меня есть несколько путей на выбор. Или, – сложив из пальцев пистолет, он сунул их себе в рот, потом снова вынул, – пущу пулю себе в лоб. Или подожду пару дней, пока лед не растает совсем, привяжу к ноге бетонный блок и спрыгну с моста. Или таблетки. Ш-ш-ш, спи малютка. А может, просто уеду на машине куда-нибудь подальше в лес. Приму таблетки там. Не хочу, чтобы все подчищал потом кто-нибудь из моих ребят. Предоставим все округу, а?
Тень со вздохом покачал головой:
– Ты не убивал Хинцельмана, Чад. Он умер давным-давно и далеко отсюда.
– Спасибо на добром слове, Майк. Но я его убил. Я хладнокровно застрелил человека, а потом уничтожил следы преступления. И если ты спросишь меня, почему я это сделал, почему на самом деле я это сделал, будь я проклят, если смогу объяснить.
Тень тронул Муллигана за локоть.
– Городок принадлежал Хинцельману, – сказал он. – В его доме у тебя выбора не было, ты бы ничего не смог поделать. Думаю, это он заставил тебя прийти туда. Он хотел, чтобы ты услышал наш разговор. Он тебя подставил. Наверное, это был для него единственный выход, единственный способ уйти.
Несчастное выражение на лице Муллигана ни на йоту не изменилось. Тень понимал, что шеф полиции едва ли расслышал сказанное. Он убил Хинцельмана и сложил ему погребальный костер, а теперь, повинуясь последней воле кобольда, покончит жизнь самоубийством.
Закрыв глаза, Тень попытался вспомнить то место в своей голове, куда ушел, когда Среда потребовал, чтобы он вызвал снег, то место, которое перемещало мысли, и, раздвинув губы в улыбке, в которой не было ни удовольствия, ни веселья, сказал:
– Чад. Оставь. Отпусти.
В мыслях шефа полиции висело черное давящее облако, Тень почти видел его и, сосредоточившись на нем, попытался заставить его растаять, будто туман поутру.
– Чад, – с нажимом повторил он, стараясь пробиться сквозь это облако, – теперь этот город изменится. Он перестанет быть единственным хорошим городом в отсталом захолустье. Он станет таким же, как весь остальной мир. Проблем тут будет много больше. Многие потеряют работу. Многие потеряют голову. Ссоры, драки. Им понадобится опытный шеф полиции. Ты нужен городу. – А потом он сказал: – Ты нужен Маргерит.
Что-то сместилось в штормовой туче, затянувшей мысли полицейского. Тень почувствовал эту перемену. Тогда он поднажал, толкнул что было сил, представляя себе ловкие смуглые руки Маргерит Ольсен, ее темные глаза, длинные-длинные черные волосы. Он воображал себе, как она склоняет голову и как губы ее трогает едва заметная улыбка.
– Она тебя ждет, – сказал Тень и, произнося эти слова, понял, что это правда.
– Марджи? – переспросил Чад Муллиган.
В это мгновение, хотя потом он не мог сказать, как он это сделал, и сомневался, что сможет такое повторить, Тень с легкостью вошел в разум Чада Муллигана и вырвал из него события всего дня так же точно и бесстрастно, как ворон выклевывает глаз погибшего под колесами зверя.
Морщины на лбу Чада Муллигана разгладились, и он сонно моргнул.
– Поезжай к Марджи, – сказал Тень. – Приятно было тебя повидать, Чад. Береги себя.
– Конечно, – зевнул Чад Муллиган.
Тут затрещало радио, и Чад потянулся за наушниками. Тень вышел из машины.
Он шел к своему автомобилю. Перед ним расстилалась серая гладь озера в центре города. Он подумал о мертвых детях, ждущих под черной водой.
Вскоре Элисон всплывет на поверхность…
Проезжая мимо дома Хинцельмана, Тень увидел, что белый плюмаж дыма сменился ярким заревом. Приближаясь, завывала пожарная сирена.
Он ехал на юг по пятьдесят первой трассе. Он направлялся на последнюю встречу. Но перед тем, решил он, надо, пожалуй, заскочить в Мэдисон ради последнего прощания.
Больше всего Саманта Черная Ворона любила закрывать «Кофейню» на ночь. Череда привычных дел успокаивала нервы, давала ей ощущение того, что она вновь водворяет в мире порядок. Она ставила в проигрыватель диск «Индиго гёрлз» и неспешно и на свой лад прибиралась. Сперва она мыла и чистила кофеварку. Потом обходила последний раз залы, проверяя, не осталось ли случайно незамеченных тарелок и чашек, которые следовало отнести на кухню, и собирала газеты, которые под конец дня неизменно оказывались разбросаны по всей «Кофейне», – газеты следовало аккуратно сложить перед дверью, чтобы завтра их забрали в макулатуру.
Она любила «Кофейню», длинную зигзагообразную анфиладу небольших комнат, заставленных креслами, диванами и низкими столиками, на улице букинистов.
Закрыв пленкой оставшиеся куски сырного торта, она убрала их на ночь в большой холодильник, потом тряпкой стерла последние крошки. Ей нравилось быть одной.
Постукивание в окно вновь вернуло ее к реальности. Открыв дверь, она впустила женщину приблизительно одного с ней возраста, пурпурные волосы новопришедшей были затянуты в хвост. Звали ее Натали.
– Привет, – сказала Натали и, пристав на цыпочки, поцеловала Сэм. Поцелуй ловко пришелся между щекой и углом рта Сэм. Таким поцелуем можно многое. – Ты закончила?
– Почти.
– Хочешь, пойдем в кино?
– Очень. Но у меня еще работы минут на пять. Почему бы тебе пока не почитать «Оньон»?
– Последний номер я уже видела.
Устроившись на стуле у двери, Натали порылась в стопке газет и, отыскав себе что-то, принялась читать, пока Сэм, вынув последние чаевые из жестянки, убирала их в сейф.
Они уже неделю спали вместе. Сэм спрашивала себя, не те ли это отношения, о каких она мечтала всю жизнь? Она говорила себе, мол, это все биохимия мозга и феромоны, это из-за них она чувствует себя счастливой, когда видит Натали; возможно, так оно и есть. И все же наверняка она знала только одно: она улыбается, когда видит Натали, чувствует себя комфортно и уверенно, когда та рядом.
– В этой газете снова такая статья, – сказала Натали. – В стиле «Меняется ли Америка?».
– И что, меняется?
– Не говорят. Пишут, может, и меняется, но они не знают, как и почему, а может, этого и вовсе не происходит.
Сэм широко улыбнулась.
– Ну, так они, похоже, со всех сторон прикрылись.
– Похоже на то.
Нахмурив лоб, Натали вновь вернулась к статье. Сэм выстирала и сложила тряпку.
– Думаю, все дело, наверное, в том, что, несмотря на правительство и все такое, жизнь как будто налаживается. А может, просто весна наступила чуть раньше обычного. Зима выдалась долгая, и я рада, что она позади.
