Заболотская Мария - И.о. поместного чародея. Теперь уж все
-Господин Виро, дайте мне, во имя всех милосердных богов, прыгнуть за борт, – вполголоса произнесла я, не поворачиваясь к нему и стараясь незаметно шевелить губами. – Он не поймет, что вы мне помогли. Просто отпустите на секунду мою руку.
-Вы утонете, – так же тихо ответил мне он и хватку не ослабил.
-Вы переживаете, что я утону, и поэтому везете меня испепеляться?!! – я возмущенно дернулась и в который раз расписалась в собственном бессилии понять чужую логику. – Господин Виро, поймите: у меня нет особых пожеланий насчет своей смерти, кроме того, чтобы она случилась как можно позже! Тут у меня есть хоть маленький, но шанс добраться до берега, а ваша дрянь убьет меня наверняка! Ну отпустите же меня, господин Виро… Мы ведь так хорошо с вами ладили… Во имя всей той еды, что вы сожрали в моем доме – сжальтесь!..
Но все мои мольбы были тщетными, и описываю я их лишь для того, чтобы никто не подумал, будто я вела себя героически и с достоинством. Пользуясь тем, что Теннонту было сейчас не до окружающей его действительности, я поведала Виро обо всем, что не успела в этой жизни повидать, и, смею вас заверить, список получился внушительный, как и у любого человека, знающего, что следующее утро он уже не встретит.
Но секретарь хранил молчание.
Между тем, продвигаясь зигзагами и кругами, мы постепенно удалялись от чародейского дома. Смех гребцов становился все более усталым и прерывистым, капитан, доселе страшным усилием воли сдерживающий все легкомысленные звуки, рвущиеся из груди, распрямил плечи и даже издал какое-то облегченное восклицание, а Теннонт принялся тереть виски, пытаясь поскорее придти в себя.
Спиной я ощутила предупреждающий укол острия кинжала и примолкла, чувствуя, как закипают на глазах жгучие, злые слезы.
Сложно было оценить время, потраченное на то, чтобы преодолеть расстояние от дома поместного чародея до города, но когда мы причалили неподалеку от городских ворот, я вдруг с удивлением поняла, что вокруг стемнело. Последние часы моей жизни – и те оказались безжалостно скомканы в неопределенный отрезок времени, полностью состоящий из приступов дурноты.
Нас встретил караул из нескольких стражников и зловеще гудящая толпа, истинных размеров которой я не могла определить в неверном свете факелов. Слышны были отдельные выкрики: «Смерть чародеям!», «Сжечь ведьму!» и «Это все она!», из чего я сделала вывод, что просить помощи мне не у кого. Теннонт мог не беспокоиться.
-Доложите обстановку! – гаркнул капитан, с облегчением расправив плечи, как это положено служивому человеку.
-Так это… люди дюже злобствуют, особенно у ратуши, – неуверенно откликнулся один из стражников. – Говорят, что танцы эти – прямое насмехательство над их бедами, и что господин бургомистр окончательно рехнулся, поскольку ве… чародейка порчу на него навела, и ве… чародейку эту нужно непременно сжечь, пока не поздно, а уж после этого только балы закатывать. И ежели он так не сделает, то надобно исправить положение своими силами, посему…
Услышав это, про себя я печально вздохнула, потому что доля истины в народном мнении присутствовала: ясное дело, что жители города, в том числе и бургомистр, напрочь утратили ясность мышления из-за той вспышки магии, которую сотворил неизвестно куда подевавшийся Констан. Еще несколько дней опьяняющее воздействие хаотического портала на город должно было сохраняться, а потом радиус действия, скорее всего, уменьшился бы. Но сейчас город был переполнен одурманенными людьми, часть из которых безудержно желала веселиться, прочие столь же необузданно жаждали мести, и закончиться это все должно было, как заканчивается попойка в харчевне, где, на свою беду, одновременно очутились весельчаки и забияки.
-К ратуше! – торопливо скомандовал капитан, прервав речь своего подчиненного, и мы двинулись вперед, прокладывая дорогу сквозь угрожающе гудящую толпу.
Теннонт с досадой косился на конвой, прекрасно понимая, что сложившаяся ситуация несказанно усложняет приведение в жизнь его плана. Уйти незаметно с бала, когда ратуша осаждена негодующими и слегка поглупевшими людьми было не намного проще, чем выбраться с острова, окруженного водой и искаженным пространством.
На площади горели костры. Непосвященному человеку могло бы показаться, что это традиционные огни в честь дня Солнцестояния, через которые полагается весело и беззаботно прыгать, нацепив на себя венок. Однако я, не колеблясь ни секунды, определила, что здесь, отринув легкомысленность и шутки, готовятся к аутодафе при моем непосредственном участии. На душе стало вовсе скверно.
-Ведьма, ведьма! – раздались дружные возгласы, преисполненные радостной ненависти.
Частично сбылась еще одна мечта моего детства: я в дорогом наряде шествовала сквозь глазеющую на меня толпу и путь мне прокладывали стражники. Правда, хотелось бы, чтобы люди кричали что-то вроде: «Слава!», а в действительности получилось: «Сжечь!», но какое дело Провидению до таких мелочей?..
Под нарастающий гул человеческих голосов, мы торопливо вошли в здание, и дубовые двери гулко захлопнулись за нашими спинами, вызвав несколько неприятные ассоциации, от которых и Теннонт, и Виро, и я дружно поежились, продемонстрировав, что всем нам в прошлом довелось познать печали заточения.
Бал к тому времени уже начался.
Не знаю, чем отличался благотворительный бал от обычного, но, поразмышляв, я пришла к выводу, что подобная формулировка прекрасно позволяет людям веселиться от души, несмотря на бедствия, постигшие их соседей, и при этом гневно отрицать свое равнодушие с чистой совестью.
Если бы мне за свою не слишком длинную (а в данных обстоятельствах – и вовсе кажущуюся катастрофически короткой) жизнь пришлось побывать хотя бы на одном столичном светском рауте с танцами, то, вне всякого сомнения, я бы наблюдала за суетой в зале ратуши с той же презрительной снисходительностью, что и Теннонт, у которого и без того хватало поводов быть недовольным. Наверняка, ему были смешны и наряды устаревшего фасона, и фальшивящие местами музыканты, и потертая мебель самого разного толка, конечно же, пожертвованная на этот вечер гостями бала. Чтобы зал казался больше, все стены были уставлены зеркалами, целостность которых бдительно охранялась лакеями, а кое-какие огрехи обстановки были наивно замаскированы букетами.
Но я, впервые попав на бал, вдруг поняла, что мне понравилось бы танцевать под нестройное пиликанье скрипок всю ночь напролет. Должно быть, это подала голос кровь моей забытой матушки, страстной поклонницы всяческих развлечений.
