Вера Огнева - Возвращение к себе
- Для чего ты убил Герика?
- Как это, для чего? Ты поглупел, граф Парижский. Ах, прости, оговорился. Ты уже не граф. Турнули тебя из графского фьера. Теперь ты бродяга бездомный и безземельный. Правда, не бедный. Совсем не бедный. Оно и плохо. От золота все зло. Не находишь? - Буальди опять расхохотался. - Где золото, там измена. Ты же сговорился по отдельности и с Гериком, и с помешанным монахом. С потаскухой Гертой тоже договорился? Поимел ее, конечно. Но ее только мертвый не имел. Хотя и в этом сомневаюсь. Сговориться-то ты сговорился, только не учел, что я одним простым ходом столкну вас всех лбами. Теперь люди Герика уверены, что убийца ты.
Люди Петра может, и стали бы тебя защищать, но их слишком мало. Они присоединятся к большинству. Всем хочется золота. На Герту, ах прости Гербергу, можешь не рассчитывать: она ляжет под них всех. А Петр возглавит этот священный поход. Ему все равно, лишь бы верховодить.
- Сам же сказал, что им нужно золото. С мертвых с нас, что возьмешь?
- А мне нужна твоя жизнь. И поверь, бывший граф, из этой ловушки тебе не выбраться. В Палестине ты ускользнул. Сейчас тебе конец.
- Тебе заплатили?
- Конечно. И тогда, и сейчас, и в Египте. Если я не отработаю гонорара, мне придется уехать из франкского королевства. А мне здесь нравится. Страна благородных дураков, где слову пока еще верят. Рай.
- Король?
- Как же! Дождешься от вашего Проклятого! Нет, Роберт Непарижский, мне заплатил твой сводный брат, он же бастард твоего сюзерена короля Филиппа I.
- Ты лжешь!
- Представь себе, на этот раз нет. Вот незадача: первый раз в жизни сказал правду, не верят. Сын, сын. А ты думал! Отдал бы этот старый скупердяй твое графство чужому. А тебя - в монастырь! Страшно трогать героя. Рыцари без страха и упрека набегут, могут и монарха затоптать. А так, весь спрос с Того, - Лупо потыкал пальцем в небо. - Твой сводный брат оказался умнее папаши. Ты ему безопасен только мертвым. А потому, тебе конец.
- Посмотрим.
- Тут и смотреть нечего. Я тебе прямо сейчас прикажу, и выйдешь без оружия. За дверью тебя уже ждут. Они быстро разберутся с одиночкой.
- Или мы с ними разберемся, - рыкнул из темноты Гарет.
- Я вам такого не позволю.
Сверху послышалась возня. Кто-то тоненько всхлипнул. Роберт уже представил, как на шаткую приставную лестницу загоняют беременную женщину. Но вместо ее головы в круге света обозначилась детская в спутанных светлых кудрях.
Лупо держал ребенка за шиворот. Воротник кожаной курточки сдавил тоненькую шейку. Светлые глаза вылезли из орбит. Другой рукой мучитель зажал мальчику рот.
- Как тебе аргумент? Если не выйдешь, брошу его отсюда к вам. Вниз головой брошу.
Только мозги по стенам брызнут. Потом - его мамашу. Хотя нет. Не получится. Эта корова сюда не пролезет. Задница застрянет. А у мальчишки попочка с мой кулак.
Ах, какая попочка!
- Оставь ребенка, сволочь!
- Да пожалуйста, - Лупо толкнул мальчика себе за спину. - Даю вам сроку, пока догорит огонь. Думайте, а я вас покину. Сквозняк, прохладно, да и ужинать пора.
Он канул в темноту, воткнув в щель между камнями факел.
Жизнь спрессовалась, уменьшилась до размеров крохотной площадки на дне каменной башни. Она вся сейчас входила в ладони. Роберт легко мог донести ее до ворот донжона и выплеснуть на поругание. На смерть. Или остаться здесь, высидеть, пережить смерть чужого ребенка и чужой женщины, а потом прорваться, круша всех, вставших на пути в мелкую стружку, чтобы не стать агнцем, обреченным на заклание.
Как это давеча сказал отец Иворий: 'Был один, кто добровольно пошел на муки. Но куда мне с ним тягаться!' А прорвавшись, уйдя на волю, мстить, мстить, мстить. Сначала за изломанную жизнь отца. Теперь понятно, почему тот согласился на постылый брак. Его поставили перед выбором. На одной чаше весов были жизни Роберта и Иды, на другой - королевский бастард, который получал имя. Потом - за себя. Добраться до изъязвленного сюзерена…
А за спиной все время будут стоять призраки чужого ребенка и чужой женщины, а еще Слово, данное другу. Можно с этим жить?
Нет!
Значит, нечего дожидаться, когда погаснет, плюющий искрами, факел. Надо просто выйти. И будь, что будет.
Роберт решительно поднялся. Из темноты на него надвинулась низкая широкая фигура Гарета.
- Чего торопишься? Давай посидим. Туда всегда успеется.
Говорил а сам косил в сторону, не иначе, что-то задумав.
- Ты, смотрю, не очень удивлен, признаниями нашего итальянского друга?
- Да, почитай, не очень.
- Знал?
- Наверняка - нет. Но подозрения имелись.
- Рассказывай.
- Помнишь, нет? Тебе, мессир, тогда лет семнадцать было. На охоте твой синий плащ попортили. Искали еще потом, кто так неудачно копье бросил, что чуть наследника графа Парижского не приколол.
- Тебя со мной не было. Ты заблудился, отстал от загонщиков.
- Я как раз по тем кустам блукал, откуда копье вылетело.
- Не понимаю.
- Заметил я, что человек из личной своры, дражайшего твоего сюзерена, за тобой охотится, и сам за ним пошел.
- Что дальше было?
- Я удавочку сзади ему на шею накинул и в ложок утащил.
Дно глубокой балки, заросшей по верху густым почти непроходимым кустарником, было заболочено. С краю в хлюпающей жиже густо стоял тростник, дальше лежала рыжая полянка с ярко-зеленой каймой. Из ее середки смотрел в небо черный глаз болотной воды.
Гарет нес свою добычу до самого края болота, а там, опустив прямо в чавкающую под ногами жижу, присел рядом на корточки. Удавочку приспустил, но убирать не стал, дожидаясь, пока копейщик придет в себя. Лицо у того постепенно из синего стало обычным, глаза забегали под тонкими веками.
Гарет чуть не прозевал. Подумать страшно, что могло случиться, не подоспей он в последний момент и не помешай убийце. Но пора было приступать к допросу. Он слегка натянул концы удавки - не прикончить, только постращать.
- Открывай глаза-то. Вижу, очухался.
В глазах незнакомца плавал животный страх. Он лежал, не шевелясь и почти не моргая. Гарет, испугавшись, что нечаянно перебил ему шейную жилу, и тот вовсе не сможет говорить, встал на колено и потряс убийцу за плечо.
Оказалось, зря испугался и чуть не поплатился за свою доверчивость. Убийца вскочил так стремительно, что вцепившегося в его одежду Гарета подбросило. Будь на его месте другой, не совладал бы. Но о цепкости Гаретовых рук легенды ходили.
Да и противник оказался все же хлипковат. Так что, через короткое время все вернулось к исходной позиции. Только теперь шею злодея сдавливала не удавка, а локоть. Голова убийцы запрокинулась, лицо начало бледнеть. Пока противник не впал в беспамятство, Гарет закрутил ему кисть до рвущихся жил: