Танит Ли - Восставшая из пепла
— Что это? — расслышала я его слова сквозь пульсацию у меня в крови. — Эшкирка из башни, Эттук, — доложил один из них, а затем рассмеялся. — Провидица, как она сказала. Та драгоценность, которую нас послал найти Сил.
Священнослужитель Сил подошел ко мне. Я хотела подняться и встретиться с ним лицом к лицу, но не смогла, и, стоя на коленях, старалась вместо этого подыскать слова.
— Я — магиня, — заявила я, но употребила городскую речь.
Сил подошел очень близко, и я почувствовала вонь от его тела, запашок кожи, вечно завернутой в покров и никогда не знавшей ни солнца, ни воздуха, ни воды. Он казался рассерженным, его сухие руки сплетались и расплетались, а острые желтоватые клыки оскалились в улыбке ненависти ко мне. Глаза его сверкали и метали молнии. Внезапно он плюнул мне в закрытое маской лицо. И провизжал несколько слов, которые я не поняла, и запрыгал в диком танце. Он отскочил от меня и, все еще визжа, подбежал поочередно к каждому воину, тыкая в них костлявыми пальцами. Воины, казалось, оробели и попятились. Я не могла толком разобрать, в чем дело, но, похоже, я была отнюдь не тем, что он хотел увидеть привезенным; там была какая-то другая вещь — и они упустили ее.
Я снова почувствовала, что могу рассмеяться, несмотря на мучившие меня боли. И все же я должна разобраться с ними сейчас, с этими племенными дикарями, или же я пропала. Я заставила себя думать о том, как они волокли меня те последние ярды по неровной земле, о том, как провидец плюнул мне в лицо. Гнев, жаркий и яркий, переполнил меня, как кувшин. Я поднялась на ноги.
— Старик, — окликнула я Сила преднамеренно невежливо и употребила теперь правильные слова, ибо он стремительно повернулся и прожег меня взглядом, словно грязный старый пес, который еще способен укусить. — Я сказала тебе, — повторила я. — Я — магиня.
Я посмотрела на него, и гнев захлестнул мне глаза огромным пульсирующим потоком. Но не появилось никакого света, никакой боли — только боль от огромной мощи, которая не могла найти выхода. Стоя там, я боролась с собой, стараясь выпустить эту мощь на Сила, убить его и проявить себя перед новыми опасными мучителями. Но я больше не могла ни контролировать, ни применять свою Силу. Мой гнев спал и застыл. Я вспомнила, как выжгла из мозга Вазкора гнездо способностей, как навеки замуровала ходы его мозга. Сделав это, я, казалось, опустошила себя и уничтожила. О, мне следовало бы раньше догадаться об этом; ведь я же оказалась неспособна понять их речь, когда мы ехали, и до сих пор не могла полностью овладеть ею, а таким даром я обладала всегда, с момента пробуждения под Горой.
В шоке и страхе я столкнулась с Силом, пребывая в полной растерянности. Эттук и его воины рассмеялись. Однако Сил совсем не смеялся. Он подошел ко мне и нанес несколько звонких ударов по голове; звуки их стали тревожными гонгами Белханнора, гремящими оттого, что у ворот стояли Анаш и Эптор.
Глава 2
В палатке, куда меня положили, было очень темно; и пахло женщинами и женскими вещами, но никого кроме меня там, казалось, не было. На полу валялись козьи шкуры и одеяла, и я лежала на них, окостеневшая, мучаясь болью и тошнотой. Я начала осторожно изучать свое тело, ибо меня теперь охватил холодный страх, как бы не исчезла наряду со всем прочим и моя способность к самоисцелению. Этого, к счастью, не случилось, так как порезы и раны у меня на теле затягивались, а кровоподтеки рассасывались. Внезапно я увидела перед собой женскую фигуру. Вплоть до этого момента она стояла совершенно неподвижно, а теперь зашевелилась и пошла вперед. На нее упал слабый свет, просочившийся сквозь стену палатки, и осветил закрытое лицо; лишь большие темные глаза холодно смотрели на меня. Ей было около тридцати, что в племенах дикарей равнялось сорока годам жителей Анкурума; тем не менее она была прекрасна: это я разглядела, даже не видя ее лица. Под черными одеждами у нее также скрывалось прекрасное тело, или, во всяком случае, ранее прекрасное, так как теперь его разнесло от далеко зашедшей беременности, а большие твердые груди обвисли, отяжелев от молока. Одевалась она в основном так же, как и обыкновенные женщины этого крарла — те, которые убежали от воинов, — в черное платье без рукавов и черный шайрин. Однако ее голые руки от запястий до плеч окольцовывали браслеты из серебра, меди и раскрашенной эмали, а на шее у нее висело ожерелье из золота с тускло-голубыми самоцветами. В ушах звенели серьги с теми же камнями. Волосы закрывали шею и ниспадали на спину, словно занавес. Она явно была родом не из этого крарла и не из темнокожих; ее белая кожа была кремовой от легкого загара.
— Я — Тафра, — уведомила она меня, — жена Эттука. Единственная жена Эттука, — добавила она, предъявляя права на мое уважение и страх.
Я ничего не ответила. Помолчав, она сказала с упреком:
— Ты поступила глупо. Незачем гневить Сила. Я уговорила Эттука сохранить тебе жизнь. Он прислушался.
— Почему? — поинтересовалась я.
— Ты в тягости, — ответила она без всякого выражения на лице. — Городским отродьем, но его можно воспитать так, что оно усвоит наши обычаи — еще одно копье для мощи Эттука. Или же еще одна — рожать ему сыновей. Ты понимаешь меня?
— Да, — ответила я. — А что уготовано мне?
Она говорила медленно, так чтобы я не потеряла нить рассуждений:
— Ты будешь при мне, — сказала она.
— Твоей рабыней.
— Моей рабыней. Женщина из Городов должна знать много разных хитростей, способов, с помощью которых жена доставляет удовольствие мужу. Не уловила ли я проблеск беспокойства в ее словах? Не сомневалась ли она в верности своего мужа?
— Завтра на заре, — сказала она мне, — ты тогда сможешь прийти ко мне. Сегодня ты полежишь здесь, в палатке Котты, куда приходят женщины, когда они больны.
Она повернула свое великолепное обремененное тело и вышла. Все определилось. Мне придется в конце концов быть высокородной рабыней, которой я страшилась стать, когда лежала в башне. Однако это было самым лучшим из всего, на что я могла надеяться. Я больше не обладала ни властью, ни статусом. Кто я такая, чтобы спорить с судьбой? По крайней мере, меня избавили от пыток Сила. Теперь я буду выполнять черную работу и стоять на коленях перед воинами, и убегать от них, если они накричат на меня. Я буду женщиной, такой, какой считали тут женщин, — безмозглым животным, имеющим лишь пол души, созданным рожать детей и доставлять удовольствие мужчинам: запоздалой мыслью бога.
Было очень жарко. Я разомлела и задремала. Позже пришла женщина, крупная, как мужчина, с мускулистыми руками и волосами, завязанными синей косынкой. Звякая серьгами, она ощупала мое тело, хмыкая про себя.