Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – конунг
Ордоньес подошел, лицо стало угрюмым, сказал тревожно:
– Могу сказать, откуда.
– Ну так скажи!
– Из ада, – ответил Ордоньес с хмурой гордостью. – В самом деле. Смотри, остывает…
Пурпурные крылья стали багровыми, потемнели, слышалось пощелкивание, наконец гарпия стала серой, крылья застыли. Торкилстон нагнулся и попытался согнуть, но гарпия выглядит отлитой из металла, потом сухо хрустнуло, крыло отломилось, словно сосулька.
Торкилстон сердито сплюнул под ноги.
– Даже жаркое из такой не получится. Для чего и живут, непонятно!
Ордоньес проворчал:
– Какие гадкие твари… У меня от одного визга стыла кровь.
– У меня тоже, – сказал Торкилстон. – Никакого жуткого рева не пугаюсь, но когда визжат так противно…
– Вы женаты, сэр Торкилстон?
– Увы, да.
– Я вам искренне соболезную.
Я посмотрел с сочувствием на обоих, у меня крылья еще не подрезаны, сказал с достоинством:
– Все, кто визжит, в родне с демонами. Кто слышал, чтобы лев визжал? Или тур?.. Даже медведь, что вон у вас на гербе?
– Ну знаете ли, – сказал сэр Торкилстон недовольно, – иногда визг бывает такой, что… даже льстящий…
Ордоньес изумился:
– Это как?
– Женщина визжит, – пояснил Торкилстон, – увидев мышь или лягушку, а нам смешно! А вот когда на тебя самого визжат, это да, это уже гарпия, а не жена… Что скажете, сэр Ричард?
– Пойдемте, – ответил я нетерпеливо.
Стены очень медленно, но сужались. Мы сделали не больше двух сотен шагов, Торкилстон присвистнул изумленно. Остановился, ожидая нас.
Впереди между разбросанными валунами, а кое-где и на них, пламенеют застывшие тела красных гарпий, уже остывшие, окаменевшие, мертвее некуда.
Ордоньес прошелся между каменными фигурами, у двух мощными пинками с хрустом сбил головы.
– Тут прошли не ротозеи, – сказал он задумчиво. – Совсем не ротозеи. Мы отбились от десятка, а эти перебили целую стаю!
– Здесь не меньше полусотни, – согласился Торкилстон. – Не представляю, если бы все бросились в нашу сторону…
Ордоньес хитро посмотрел на меня.
– Кто-то верно сказал, наш сюзерен поступает хитро…
Я сказал сварливо:
– Ладно, пойдемте. Дух можно перевести и на ходу. Еще лучше – на бегу.
– Как? – изумился Торкилстон.
Не отвечая, я шел вперед быстро, временами переходя на бег. Стена справа придвинулась ближе, я мазнул взглядом по участку, где поверхность выровнена до блеска, меня передернуло само по себе, отчетливо видны грубо вырубленные знаки.
Торкилстон внимательно посмотрел на меня, снова перевел взгляд на эти черты и резы.
– Знакомо? У вас такое лицо…
– Уже видел такие, – сказал я нехотя.
Он спросил жадно:
– Где?
– Далеко, – ответил я. – Но главное, часто. Просто в глазах рябит.
– А что это?
Я ответил глубокомысленно:
– Руны, что еще?
– А что там?
– Под такими, – объяснил я скучающе, – всегда заперт какой-нибудь древний и очень могучий демон, что вот-вот вырвется и уничтожит мир. Таких масса, под каждым камнем по самому могучему и самому древнему, запертому там тоже древними богами, которые теперь куда-то делись. Нет фантазии у наших предшественников.
– Или просто было некогда, – предположил Ордоньес. – Быстренько запечатали в такое место и пошли дальше.
– Мы тоже останавливаться не будем, – напомнил я. – Пусть сидит. Долгое заточение способствует.
– Чему?
Я пожал плечами.
– Человек мудреет. Или даже мудренеет. Со временем. Пересматривает взгляды… В смысле, систему ценностей. Начинает понимать, что насилием ничего не сделаешь и не добьешься, с тоски начинает пить и благополучно помирает. Руки судей чисты, никакой вроде бы высшей меры.
Торкилстон забежал вперед и долго всматривался в следы, а когда поднял голову, на лице была тревога.
– Ничего не понимаю, – сказал он растерянно. – Следы говорят, что они опережают нас на сутки!.. Уже не догнать… До святилища осталось не больше двух дней!
– Для них?
– Для нас, – сказал он потерянным голосом. – А им всего лишь сутки!
Я торопливо огляделся, нельзя признаваться, что пал духом, но этого Вильярда не останавливают ни красные гарпии, ни чудовищные гракхи и даже не замедляют. Более того, он проносится через их земли, как огненный вихрь, а мы и по расчищенной от чудовищ земле не в состоянии его догнать, позор всем нам…
Все смотрят с ожиданием, вот прямо щас решу все их проблемы, а заодно и наши, я сглотнул ком в горле и проговорил с неуверенностью:
– Мы все время шли за ними, обходя Землю Мертвых… А если ринуться напрямик?
Торилстон вскрикнул:
– Мы погибнем!
– Точно? – переспросил я. – Но и путь в обход считался гибельным, но Вильярд со своими людьми и слабой принцессой все-таки сумели?.. Сколько мы выиграем?
Он покачал головой.
– Ничего.
– Почему?
– Мы погибнем, – повторил он.
– А если бы не погибли? – спросил я.
Он пожал плечами.
– Выиграли бы день-полтора.
Я спросил быстро:
– Значит, пришли бы к Сумрачному Гроту либо сразу за Вильярдом, либо с ним разом?
Он нехотя кивнул.
– Да, но это в случае, если вообще пройдем и пройдем быстро. Но, сэр Ричард, этой дорогой никто не ходил вообще!
– Наверняка ходили, – поправил я, – иначе откуда известно, что непроходима?.. Кто-то из уцелевших успел убежать, вернуться и рассказать. Однако, сэр Торкилстон, мир так устроен, человек постоянно набирает все больше мощи. Ранее непроходимые земли становятся проходимыми. И когда все земли и острова будут открыты, начнем жадно искать, куда бы еще… Вы не поверите сейчас, но будут пройдены все пустыни, все болота, все моря, люди заберутся на Эверест и поставят шатер на Северном полюсе… Ладно, это меня занесло, давайте все-таки решим: совершим ли подвиг, впервые пройдя Землю Мертвых? Или оставим всю славу нашим потомкам?
Они переглядывались, Торкилстон кривился, Ордоньес смотрел очень пристально, Торкилстон скрестил руки на груди и покачал головой, но заговорил первым как раз Ордоньес:
– Я видел, что натворил сэр Ричард по ту сторону океана… Потому я готов рискнуть и пойду с ним.
Сверяясь с картой, мы прошли до конца ущелья, а дальше я повернул в закрашенную черной краской область, где зловеще проступают жуткие слова «Земля Мертвых».
– Торопимся, торопимся, – приговаривал я. – И вернуться давно надо… и с пустыми руками как-то не так…
Торкилстон сказал угрюмо:
– Да хорошо бы только с пустыми. Я начинаю верить, что этот неистовый вояка сумеет совершить то, что пока не смогли за сотни лет.
Ордоньес переспросил:
– А что такое особое в том Гроте?
Торкилстон отмахнулся.