Юлиана Суренова - Книга 3_Город богов
"Однако… – размышлял он, пожевывая нижнюю губу. – Здесь ничего не произойдет.
Что бы там ни было, что бы нас ни ждало впереди, все случится там"…
– Ну, что же, – он повернулся к Мати и Лине, замерших на месте в ожидании его решения. – Раз так, идем.
Девочка с недоверием взглянула на него. Она-то думала, что отец разозлится, станет ругаться, кричать…
– Здорово… – прошептала Мати. А затем ее глаза заискрились от радости, маленькие холодные пальцы стиснули руку отца, потянули вперед. – Ну же, пошли скорее!
– Постой, подожди мгновение…
– Ну что еще! – та обиженно надула губы. "Ты ведь сам сказал!" – кричали ее глаза.
Но отец уже повернулся к ней боком. Его взгляд был устремлен на слепую девушку, которая накануне пришла к каравану вместе с вестником.
– Милая… – окликнул он ее, медленно, на ощупь двигавшуюся в сторону холма. Атен не сразу смог вспомнить ее имя… Он уже было решил, что та его и не называла вовсе, но тут вдруг оно вспыхнуло в памяти яркой искрой. – Тебя ведь, кажется, Ликой зовут?
– Да, – остановившись, горожанка обратила лицо в ту сторону, с которой до нее доносился голос.
– Разве тебе не следует оставаться с караваном? Шамаш поручил тебя моим заботам, и я намерен выполнить Его волю.
– Но я должна быть там! – воскликнула она, не сдержавшись. – Прости меня, – поспешила извиниться Лика, понимая, что не может так говорить со спутником бога солнца.
– Мы понимаем тебя, девочка, – улыбнулась Лина, подойдя к горожанке. Она осторожно взяла ее за руку, погладила по ладони, успокаивая. – Там те, чья судьба тебе небезразлична, – она обратила свой взгляд на Атена.
– Лика, я не могу не думать о данном слова… – он видел, как его собеседница напряглась, готовясь настаивать на своем, и, спеша ее успокоить, продолжал: – Но, так как я сам собираюсь подняться в храм, не стану мешать и тебе сделать это.
Просто будет лучше, если ты пойдешь с нами, раз уж наши пути совпадают. Мы поможем тебе.
– Спасибо! – Лика улыбнулась, с радостью принимая помощь от этих милых, добрых людей, который избрал в свои спутники величайший из небожителей…
– Вот и хорошо, – проговорила Лина, беря девушку под руку.
– Ну, теперь мы, наконец, можем идти? – спросила Мати.
– Вперед! – караванщик махнул рукой в сторону холма.
Они поднялись к храму, вошли внутрь.
То, что открылось их глазам, было воистину восхитительно: огромные просторные залы, ни с чем не сравнимая красота внутреннего убранства, дух чего-то непонятного и от того еще более великого, наполнявший все вокруг.
А зала, в которой покоился магический камень… Казалось, что она принадлежала не миру людей, а божественным странам. Конечно, Атен понимал, что ничто на земле не могло в точности повторить небесное, когда неземной свет ослепит, пламень сожжет, дыхание умертвит то, что не в силах перенести истинного присутствия небожителей. Разве не в этом состояла главная причина того, почему боги в те редкие мгновения, когда Они посещали землю, старались являться не в своих истинных обличиях, а принимая образ смертных? Но и то, что предстало перед пришельцами, было воистину достойным отражением чуда.
В основании залы лежал круг. Пол покрывало золото, являя собой огромный солнечный диск. Стены возносились высоко вверх, к самому небу, которое ложилось на них словно свод, при этом не скрывая путей в небесные страны, а, наоборот, открывая их взору всех, притягивая к себе взгляд. Здесь становилось отчетливо видно, что обреченное судьбой ходить по земле смертное тело никогда не достигнет холодных высот, ибо этот путь не по силам ничему живому. Человек чувствовал себя маленькой песчинкой, одной из множества таких же, лежащих в пыли и не смеющих даже думать, мечтать о том, чтобы подняться в небеса…
И, все же, осознание этого не впивалось в сердце болью, чувством собственной ущербности. Даже зависть к небожителям, забредавшая на мгновение в душу, умирала, едва взгляд касался талисмана города – огромного камня, под чьим черным покровом, подобным пологу ночных небес, среди бесконечных глубин мрака мерцали отблесками неведомых далеких звезд искорки-вздохи.
При виде его мысли наполнялись гордостью: "Пусть мы – лишь жалкие смертные, но у нас есть нечто, чего нет более нигде – ни в небесных странах, ни в подземных владениях, ибо только здесь, на земле людей возможно существование величайшего из чудес – магического камня, в котором слиты все стихии, жизнь и смерть, сила и слабость, душа и плоть…" Он притягивал к себе взгляд, чтобы более не отпустить никогда, завораживал, заставлял на какое-то время оцепенеть, лишившись способности не то что видеть, но даже думать о чем-либо ином. Должно было пройти время, прежде чем, выходя из-под власти первого, наиболее сильного и властного впечатления, пришедшие к магическому камню смогли оторвать от него взгляд и оглядеться вокруг.
Когда караванщики вошли в зал, в нем было где-то с две дюжины горожан. Но даже окажись их в три, пять, десять раз больше, это не создало бы впечатления толпы, когда каждый чувствовал себя стоящим в одиночестве посреди бесконечности.
– Пап… – Мати прижалась к отцу, чувствуя, как в ее сердце прокрался страх. Она не понимала, откуда он пришел и почему, ведь в этой зале было так прекрасно! И от этого непонимания страх становился еще сильней.
– Что, милая? – Атен положил ей на плечо руку, с удивлением замечая, что девочка, остававшаяся невозмутимой во время испытания, которое чуть было не сломило его самого, теперь, когда все осталось позади, вдруг задрожала как лист на ветру.
– Этот камень… неправильный, – глядя на талисман, проговорила Мати.
– С чего ты взяла? – Атену самому довелось увидеть магический камень лишь раз, и то в далеком детстве, которое, как теперь казалось, было частью совершенно иной жизни. Когда умер старый Хранитель Эшгара, ему было лет пять, не больше. Он плохо помнил, что происходило, единственное, что намертво запечатлелось в памяти, был образ камня – такого же черного, с яркими огненными прожилками. Нынешний от него мало чем отличался, может быть только это чувство… Камень в Эшгаре звал к себе, манил, просил коснуться своей поверхности, обещая за это весь свет и исполнение самой заветной мечты в придачу. Этот же влек взгляд, душу, но не плоть. Его не хотелось потрогать в стремлении ощутить внутри себя хотя бы отсвет скрытого в нем пламени. Но… Да какая, в сущности, разница? Скорее всего, дело вовсе не в камне, а в том, что теперь Атен – караванщик, который не имел с талисманом никакой связи.
"Мати родилась в пустыне, – пришла ему в голову мысль, которая могла все объяснить. – Она не слышит зов камня, потому что чужая ему не только по жизни, но и от рождения".
