Юлия Федотова - Колумбы иных миров
…Таким оказалось его первое впечатление от чужого мира.
Гораздо, гораздо позже, освоив чужой язык, он узнал, что город за стеной назывался Трегерат, а дети принадлежали к расе кудиан. В первый же момент он даже не пытался осмыслить увиденное, просто лежал и тупо таращился по сторонам.
Случилось все это десять лет назад. В двух словах не опишешь, что пришлось пережить ему за этот срок. Чужой и враждебный мир окружал его. Без языка, без денег и собственности, без боевых навыков, без каких-либо специальных знаний — он был никем в этом мире. А он не привык быть никем. Его не устраивала полуголодная жизнь уличного подметалы. А на что еще он мог рассчитывать?
Едва освоив чужую речь, он попытался пойти по проторенной дорожке, объявил себя колдуном. Над ним только посмеялись. Тогда он не понял, почему. Колдунов в Трегерате было пруд пруди, и он не мог взять в толк, чем он хуже других. Он еще не успел постичь особенности здешней жизни и осознать, что так называемое сверхъестественное в этом мире существует как нечто реальное и привычное, а магия — не выдумка для глупцов, а свойство, в той или иной мере присущее большей части местного населения, и ярмарочными фокусами тут никого не удивишь, не обманешь. Ведь даже те, кого здесь называли шарлатанами, вовсе не были лишены магических сил. Просто владели ими недостаточно профессионально для того, чтобы зарабатывать на жизнь колдовским ремеслом.
Итак, карьера колдуна сорвалась. Надо было думать, как жить дальше, где добыть денег. Потому что за два года пребывания в мире ином он прочно усвоил одну вещь: если и есть в нем тот, кто способен вернуть его на родину, делать это забесплатно он не станет.
Ах, как чудесно это бывает в фантастических романах, начиная с Марка Твена и его янки! Герой из светлого будущего попадает в темное прошлое, либо из развитого мира в отсталый и, вооруженный знаниями едва ли не во всех областях науки, довольно скоро занимает высокое положение в обществе… Увы. В своей первой, «дооккультной» жизни Павел Степанович Рыхтиков — так его звали — был аспирантом на кафедре научного коммунизма. Более бесполезной для чужого мира специализации трудно придумать! Любому автослесарю или электрику на его месте пришлось бы легче! Потому что был он, Павел Степанович, абсолютным гуманитарием, из числа тех, кто самостоятельно может разве что лампочку в люстре заменить, и то не без риска свалиться с табурета. Став «черным колдуном» Всеволодом, он был вынужден приобрести кое-какие познания в химии и физике, но все они касались исключительно демонстрации «колдовских» фокусов. Никакой пользы извлечь из них он не мог. Не помогали и теоретические знания, почерпнутые когда-то из художественной литературы. Взять, скажем, взрывчатку. Ее в этом мире, где все сражались на копьях и мечах, очевидно, приняли бы на ура — так думал он в то время, еще не подозревая о существовании Верховной Коллегии магов и ее запретах. Но как ее изготовить, ту взрывчатку? Память услужливо подсказывала ответ: древние китайцы делали порох из каменного угля, серы и селитры… Знать бы еще, что такое селитра! И так во всем, чего ни коснись! Демон побери, как здесь говорят!
Прошло еще несколько тоскливых лет. Нельзя сказать, чтобы он мучительно голодал — в благополучном Трегерате самый последний бедняк всегда имел кусок хлеба. Нельзя сказать, что работал до упаду — дворник, он и в мире ином дворник. Нельзя сказать, что страдал от одиночества — нашлась одна веселя, миловидная и покладистая вдова, пригласившая его в свой дом. Но Павел Степанович, он же Черный Всеволод, как некогда называли его журналисты, принадлежал к той категории людей, для которых слишком большое значение имеет положение в обществе. Даже если это чужое общество. Однажды он с удивлением признался сам себе: ему все меньше хочется вернуться домой и все больше — показать, доказать этим «средневековым обезьянам», кто есть они, а кто — Он!
Да только ничего бы он не доказал, если бы Судьба, сперва так жестоко над ним насмеявшаяся, в последний момент не сменила гнев на милость и не забросила его именно в Трегерат. Во-первых, в любом другом городе Староземья и окрестностей он просто не выжил бы — позднее он и сам это понял. Потому что одних городах не подметали улиц, в других — не терпели чужаков, особенно сумасшедших, ну а третьи постоянно воевали и брили в рекруты каждого, кто подвернется, даже если он в жизни не держал в руках оружия.
Во-вторых — и это главное! — в иных городах не было великолепной, всемирно знаменитой и бесплатной публичной библиотеки. Легко освоив грамоту, он стал долгие часы просиживать в ее стенах, наслаждаясь тишиной, прохладой и спокойствием. Чужая история вставала пред ним с пожелтевших страниц. Царства рождались и умирали, приходили и уходили народы, герои и злодеи, маги и пророки вершили судьбы миллионов. Мир жил по своим законам, и были они в чем-то схожи с законами его собственного мира, в чем-то отличны… Постепенно возникало понимание сущности здешней жизни. Следом — рождалась ИДЕЯ.
Этот мир принадлежал тем, кто владел магией, в чьих руках была Сила, не в философском ее понимании, а вполне материальном, физическом воплощении. Какова природа ее — на этот вопрос ответа не нашлось, да его, похоже, и не искал никто. Силу принимали как данность, как самое обычное явление, не вызывающее особого интереса. А ведь была она огромна! Маги могли управлять погодой, зачаровывать целые народы, перемещать с места на место города, изменять течение времени, мгновенно преодолевать через порталы тысячи километров, проникать в чужие мысли, видеть былое и грядущее, — подобного современной науке его мира и не снилось…
Но что оставалось тем, кто Силой не обладал? Только молиться! У них были боги!
И кому, как не ему, профессиональному историку, было знать, какая это сила — фанатичная вера в богов. Надо только суметь воспользоваться ею, направить в нужное русло. Тогда можно смело бросить вызов самым великим из магов. Так рассуждал он, «колдун Всеволод», на беду свою, не сумевший понять самое важное: что боги этого мира столь же реальны, как и прочие его обитатели, что они не вымысел примитивного разума, а существуют на самом деле.
Но к подбору их он подошел внимательно и строго, как к любому делу, за какое бы ни брался. Богов известных и могущественных отмел сразу — у них и без него полно жрецов, они не уступят чужаку своего места. Но и мелкие, местечковые боги для его цели не годились — их никто не уважал, кроме собственных почитателей числом от сотни до тысячи, не более. А главное, все известные современные боги были слишком уж демократичными. Поклонение им не требовало никакого фанатизма. Ну вспомнят при случае, дескать, я почитаю такого-то. Ну помолятся, если возникнет в чем нужда. Лень самим молиться — дадут жрецу монетку, он за них постарается. Не поможет — можно и к другому жрецу обратиться, и чужому богу поклониться. Полнейшая свобода совести на уровне примитивных культов. А где строгая церковная иерархия, где сложные ритуалы, изнурительные посты и многочасовые молебны, делающие народные массы смиренными и легкоуправляемыми? Где кровавые жертвы, внушающие страх и покорность?
