Вероника Иванова - На полпути к себе
— Ну, знаете! — он возмущённо дёрнулся, зазвенев оковами.
— Это тоже немаловажно, поймите! Мной руководит не праздное любопытство, а желание докопаться до Истины.
— Можно подумать, что Вы — дознаватель, — осторожно заметил Шэрол.
— В каком-то смысле, в каком-то смысле... Вы у неё один?
— Я был у Роллены первым! — почти выкрикнул он, и я недовольно покачал головой:
— Орать совершенно незачем...
— Ваши вопросы не закончились? Я устал.
— Отниму ещё немного Вашего драгоценного времени, граф... Меня откровенно радует, что между Вами и Вашей возлюбленной такие нежные отношения, но они — не повод разрушать чужие жизни. Вы знали, чем грозит эльфу употребление «росы»?
— Да!
— ВСЕ детали?
— Что Вы имеете в виду? — молодой человек насторожился.
— Видите ли, граф, сие зелье оказывает потрясающий эффект на магические способности листоухих. Проще говоря, наделяет Могуществом самого заурядного заклинателя.
— И что?
— А то! Но кроме усиления способностей к волшбе, «роса» внушает эльфам ярость и страх, и они не могут контролировать своё отношение к окружающим... Они начинают видеть во всём угрозу. Если Вы пока не догадались, поясняю: Мэй мог убить всех присутствующих в доме. И убить весьма жестоким способом.
— Не может быть... — глаза Шэрола округлились.
— Так и было бы, если бы он задержался в гостиной, а не поднялся ко мне в комнату... В этом Вам и всем остальным повезло.
— Но... Я не мог подумать...
— Верю. Однако недостаточная осведомлённость не освобождает от ответственности, дорогой граф. У Вас есть время: посидите и подумайте над тем, что натворили... И над тем, что, к счастью, не случилось. Дабы ошибок осталось только две.
— Две?
— Помните? «Должен умереть» и «из-за Вас»?
— Да, но...
— Со второй мы, худо-бедно, разобрались. А что касается первой...
— Где же там ошибка?
— А с чего Вы взяли, что «должны умереть»? — ухмыльнулся я и постучал в окошечко на двери, вызывая охранника.
Шэрол уставился на меня, как на идиота.
— Вы, должно быть, не знаете... Приговор уже подписан.
— Вот как? — дверь камеры распахнулась. — Подписан? Вы когда-нибудь делали ошибки при письме? Наверняка, делали... Но такую ошибку очень легко исправить, не так ли? Хотя бы просто зачеркнуть...
И я шагнул в коридор, оставляя молодого человека наедине с ватагой сомнений.
Хорошо, что удержался и не ляпнул... Первый, как же! Если учесть, что братец Роллены — придворный маг, вопрос о девственности не имеет смысла. В общем-то, даже магии нужно не особенно, чтобы из прожжённой шлюхи сделать невинную девицу накануне первой брачной ночи. Другое дело, что можно установить сам факт вмешательства в естественный ход вещей. Если задаться целью. Но милейший Шэрол вряд ли мог помыслить о таком коварстве юной прелестницы...
Нет, я никого ни в чём не обвиняю. Просто... Она не похожа на саму целомудренность. Впрочем, я могу и ошибаться. А поскольку вижу так много ошибок в поступках и помыслах других, не имею права отрицать, что и сам способен заблуждаться...
И всё-таки, что со мной случилось? Почему я так странно себя чувствую? Хочется, с одной стороны, раскинуть руки крыльями и взлететь, а с другой... Погрузиться в толщу земли и неисчислимую тьму мгновений смотреть, как пробивается к свету бесконечно хрупкий, но невероятно сильный росток... Что со мной?
Почему даже сырой воздух тюрьмы, пропитанный зловонием умирающих тел и разлагающихся рассудков, кажется мне ПРАВИЛЬНЫМ? Не единственно возможным, но отвоевавшим право на существование? Как будто окружающий мир встряхнулся, подобно мокрому псу, и ворсинки Сущего, сбросившие с себя капельки иллюзий, заняли предписанное испокон веков место... Какое странное ощущение... Словно я пытался разобраться в сложной задачке и... Нет, пока не нашёл решения, но понял, каким путём нужно к нему идти, и усталый, но довольный учитель ободряюще похлопал меня рукой по плечу...
Фрэлл! Меня, и в самом деле, кто-то коснулся!
— Только не проси теперь свести тебя с Ролленой! — запричитал у моего уха Ксо, и я едва не оступился.
— Подслушивал?
— Куда же без этого? Тонкий нюх и чуткий слух — главные добродетели начальника сыска! — хитро прищурился толстячок, поджидавший меня у двери камеры Шэрола.
— Зачем ты ходишь за мной? — я почти разозлился.
— Забочусь о твоей безопасности, любезный племянник! — мимо нас прошагал караул.
— Со мной ничего не случится!
— Мне бы такую уверенность... — мечтает Ксо.
— Хорошо, раз уж ты здесь...
— И не проси! — лысая голова судорожно дёргается из стороны в сторону.
— Ну что тебе стоит?
— Не позволю!
— Ты не понимаешь... Мне нужно...
— Это-то меня и пугает, — вздохнул кузен. — То, что тебя тянет на подвиги неизвестно, во имя чего.
— Какие подвиги? — хлопаю ресницами.
— Ну, поговорил с этим парнем, и что? Он сразу превратился в невинную жертву обстоятельств?
— Я не утверждаю...
— Но пребываю в полнейшей уверенности — это хочешь сказать? Тьфу на тебя! И слушать ничего не хочу!
— Ксо... Я же не прошу тебя творить чудеса...
— Поверь, это было бы безопаснее!
— Ну, пожалуйста... — жалобно заглядываю в маленькие глазки, на дне которых плещется знакомое изумрудное море.
Ксаррон недовольно отворачивается.
— Я прошу...
— Только не думай, что уговорил!
— Не буду, — стараюсь удержаться от торжествующей улыбки.
— Она сейчас в приёмной коменданта тюрьмы, — мрачно сообщает кузен.
— Что же ты сразу не сказал?!
— Чтобы ты не мчался туда, сломя голову! Пойдёшь, как все нормальные раненые люди — медленно и гордо...
— Спасибо! — чмокаю толстячка в блестящую лысину. Разумеется, после происшествия с Магрит, я принимал меры предосторожности, и не приближался к активным чарам без Вуали. Если в тот раз урон был нанесён всего лишь искусно созданным украшениям и причёске, то сейчас моя излишняя «открытость» могла вызвать весьма нежелательные последствия... Не думаю, что Ксаррон не сумел бы с ними справиться, но очки, заработанные в таком зигзаге Игры, были бы записаны вовсе не на мой личный счёт.
— Тьфу на тебя ещё раз! — он ожесточённо потёр клочок кожи, которого коснулись мои губы.
— Идёмте, дорогой дядюшка, а не то... Я Вас до смерти зацелую!
Перспектива столь ужасной кончины подстегнула кузена, и к приёмной мы шли наикратчайшим путём...
Она не пожелала сесть ни на одно из кресел у мрачно-чёрного и совершенно чистого стола.
Стройная фигурка в простом белом платье. Ни следа украшений — одно тонкое полотно, в котором, наверняка, холодно: я вижу, как дрожат хрупкие плечи...
