Карина Демина - Изольда Великолепная
– Нет. – Мой ответ однозначен. Да, я испугалась, но не настолько, чтобы спрятаться.
– Хорошо. В таком случае эти комнаты ты покидаешь лишь в моем сопровождении.
Домашний арест, значит? И чем это лучше подземелий?
– Или в сопровождении Сержанта. Но только тогда, когда он разрешает. И делаешь то, что он говорит. Не раздумывая. Не упрямясь. Не задавая вопросов. И уж тем более никаких споров. Ясно?
Мой рот открывается. И закрывается.
Куда как яснее.
– Иза, – Кайя смягчает тон, – не обижайся, но сейчас твоя безопасность важнее твоей свободы. И если я решу, что тебя надо запереть, я тебя запру.
Откровенный у нас разговор выходит. Правда, односторонний несколько. Ему и вправду жаль, но это не изменит решения. От нашей светлости ждут понимания и согласия сотрудничать. А что еще делать остается? Стрела, пойманная перед самым носом, – аргумент веский. И я киваю.
– Это временно, сердце мое.
Надеюсь. С другой стороны, живут же люди под охраной годами и выдерживают как-то… и я справлюсь.
– Устала? – Кайя садится на пол. – Сейчас я уйду, а ты ложись спать.
Стоять! Я не настроена на вечер в одиночестве. Ну ладно, ночь. Мне будет не по себе.
– Нужно закрыть кое-какие вопросы.
– По тому, кто стрелял?
– И по нему тоже. – Он гладит меня по щеке. – Ты не думай о таком. Это моя забота. Отдыхай.
Я представила, как остаюсь одна в этой огромной комнате, которая наполняется шорохами, тенями… опять же бабайка под кроватью. К утру я с ума сойду на почве беспочвенных страхов!
– Лаашья будет охранять твой сон, – добивает меня Кайя.
Это каким таким образом?
Оказалось, обыкновенным: стоя у изголовья кровати. Спасибо, очень успокаивает.
Урфин не привык, чтобы его носили. Он не красна девица, и паланкин ему не нужен. Без носилок он тоже обойдется: доедет и в седле.
– Идиот, – буркнул Деграс и, пожевав губу, добавил: – Помощь надо уметь принимать.
И когда Урфин спешился, просто обхватил его, предупредив:
– Дергаться будешь – хуже станет.
Дергаться не получалось. Плечо отходило. Оно то жгло, то пульсировало мелко, нудно, отзываясь почему-то в зубах. То вдруг вовсе леденело, и Урфину начинало казаться, что малейшее прикосновение расколет мышцы.
Вовремя вспомнилось, что собственные апартаменты заняты.
Оставались подземелья.
Деграс помог спуститься, а в комнатушку Магнуса буквально на себе втащил. Дядя, к счастью, отсутствовал. Он бы словами не ограничился, а подзатыльника Урфинова голова сегодня не выдержит.
– Сына забери пока, – попросил Урфин, падая на кровать. – Пару дней отлежаться и…
– Нет.
– Здесь не самое подходящее место для ребенка.
Не хватало, чтобы Гавин случайно в пыточную заглянул. Ему и так впечатлений от жизни хватает.
– Переживет. – Деграс ткнул в Урфина пальцем. – Что стоишь? Помоги раздеться.
К счастью, перевязка не понадобилась. Жгун-трава не только запечатала рану, но и тряпку приклеила намертво. Через пару дней можно будет попробовать отодрать, но сейчас сама мысль об этом вызывала спазм.
– Чисто. – Деграс помог лечь. – И… многие рады твоей победе.
– Или его поражению?
– Победе тоже.
Он ушел, задув свечи. Но огонь в камине горел ярко, а Магнусова кровать была достаточно большой, чтобы хватило места на двоих. На столе были хлеб, холодное мясо и сыр.
– Поешь. – Урфин поерзал, пытаясь устроиться так, чтобы боль хоть немного унялась. – И спать ложись. Завтра разберемся, что с тобой делать.
Гавин дернулся.
– Успокойся. Не буду я тебя бить.
Кажется, не поверили. Но ответили тихо:
– Да, мой лорд.
Впрочем, этого Урфин уже не услышал. Отключался он быстро.
Глава 39
ТРИ И ЧЕТЫРЕ
Барон открыл глаза и вздохнул. Отпуск, запой…
Пустые мечты о прекрасном…{67}
Из жизни известных людейИза спала, обняв кота, который посмотрел на Кайя с упреком: и где тебя носит-то? Но с места не сдвинулся и даже зашипел, когда Кайя руку протянул, чтобы погладить. Понятно, если носит, то пусть носит и дальше, приличные люди давным-давно по кроватям лежат и десятые сны видят. А возможно, животному не понравился запах, который Кайя принес с собой. И, по-хорошему, он всецело прав. Надо было бы ванну принять, но Кайя хотел убедиться, что все в порядке.
Тень у изголовья шелохнулась.
– Можешь идти.
Он услышит, если что-то изменится.
Но было спокойно. До рассвета оставалось часа три, хватит, чтобы отдохнуть. Вода уносила грязь, копоть и портовый смрад, с которым не способен был справиться ветер, хоть и продувал пристани насквозь. Канализационные стоки там работали отвратительно, и Кайя сделал в памяти заметку побеседовать с гильдийным старейшиной. Окраина – еще не повод крыс разводить.
Наскоро вытерев волосы, Кайя зевнул. Спать хотелось неимоверно. Прошедшие дни склеились в один бесконечно длинный, выматывающий, хотя в итоге весьма неплохой.
И на кровать вот пустили.
Кайя лег на самый край, не желая разбудить Изольду, но она все равно открыла глаза и сонным голосом поинтересовалась:
– Ты?
– Я. Спи.
– Сплю, – согласилась Изольда, выпуская кота, который воспользовался моментом, чтобы переместиться на подушки. – Ты где был?
– На пристанях.
Запоздало подумалось, что это отсутствие Изольда могла истолковать совсем иначе.
– А что делал? – В темноте ее глаза тоже были темными из-за расплывшихся зрачков.
– Одну типографию… сжег.
– За что?
– За то, что печатали ложь.
Грязную. И хуже того – опасную. Слишком много желающих поверить.
– Радикально ты. А как же свобода слова?
– Я не запрещаю говорить правду.
– Понятно. – Иза вытянула руку и коснулась волос. – Мокрый… а того, кто стрелял, нашли?
– Того, кому стрела принадлежала, – да. Но стрелял не он.
Слишком пьян был и по-пьяному, по-глупому зол. Он признал стрелу и, решив, что терять больше нечего, стал кричать, призывая славных рыцарей, не безразличных к судьбе страны, с оружием в руках свершить справедливость. Какую именно, так и не объяснил. И, совершенно ошалев от собственной иллюзорной силы, заявил, будто Кайя позорит память предков. Плюнул еще.
Не то чтобы сказанное сильно оскорбило, но многие слышали. Видели.
Пришлось вешать.
В последний миг человек протрезвел и, нащупав веревку на шее, заскулил. Он умолял пощадить его, но это было невозможно: есть проступки, которые не могут быть прощены. Его щит с медведем, тремя монетами и звездой отправился в огонь. А Гуннара Олграффсона – на городскую стену.
