Людмила Ардова - Путь дипломатии
— Несомненно, так и есть. Его величество опирается на верных людей, в этом залог его успеха. Как говорится: "Зверю — чаща лесная, рыбе — океан, птице — небеса, а чистому сердцем — весь мир", — спокойно процитировал я изречение, увиденное мной в крепости бионитов, — и я добавлю к этим прекрасным словам: верные слуги — доброму господину.
Кроуберг внимательно посмотрел на меня.
— Вы приехали из Анатолии?
— Да, я приехал оттуда.
— Тогда вы знаете о том, что там происходило.
— Я хорошо осведомлен о многих событиях.
— Почему получилось так, что вам — чужеземцу — король доверил судьбу королевства, и это случилось после возвращения его семьи в Номпагед из плена, как говорят.
— Я давно завоевал симпатии и доверие короля, но вы сами понимаете, что будь я обычным человеком, такое мне никогда бы не удалось.
Кроуберг кивнул, выражая согласие.
— Если бы за мной не стояли люди столь могущественные, чтобы поддержать меня, то я бы никогда не осмелился претендовать на такую роль.
— Кто же эти люди?
— Неужели вы не догадались до сих пор? Только рыцари ордена бионитов могут располагать достаточной силой, чтобы вершить судьбу других государств — это то, о чем мечтал магистр Додиано.
— Но магистра убили, не взирая на его могущество.
— Верно.
— Его убили те, кому он доверял.
— А я слышал другую версию тех событий. Говорят, что его убил чужеземец.
— Никто не знает этого наверняка.
— А вам — откуда все известно? Вы были там?
— Нет, я обращаюсь к простой логике, мой друг. После смерти магистров власть в ордене, странным образом, перешла в руки женщины. Не хочу никоим образом умалять достоинства герцогини. Напротив, беседы с ней доставляли мне подлинное удовольствие.
— Так вы знаете герцогиню Джоку? — спросил Кроуберг.
— Более чем. Она — умнейшая женщина, хотя всего лишь женщина. Наверное, было ошибкой уступать ей власть, как будто в ордене не нашлось достойных мужчин.
Кроуберг молчал. Но он явно испытывал напряжение.
— Магистр Додиано был исключительной фигурой, его план по распространению влияния ордена на двух материках гениален и прост по сути, второго такого магистра нам еще поискать, но…в некоторых вопросах он, увы, оказался недальновиден, так же как и магистр Френье. А он уж точно не был глупцом. Но женщины, нам, мужчинам, всегда кажутся наименее опасными соперниками, нас обманывает их слабость. И вот, чего мы добились, благодаря своему пренебрежению к ним: женщина — магистр ордена! Вас это не удивляет?
— Почему это должно удивлять? Насколько мне известно, магистр ордена Белого Алабанга также женщина. Ей покровительствует сам король.
— Вот это и кажется странным. Мы живем в мире воинственном и грубом. Женщины созданы нам для удовольствия. Кафирия Джоку слаба, но она оказалась умнее и проворнее всех мужчин в ордене.
— Все сочли ее достойной. Мы принесли ей присягу.
— Вы хоть раз в своей жизни видели эту особу?
— Нет.
— А я хорошо ее знаю. Тут не обошлось без хитрости, коварства и магии.
— Но ведь герцогиню Джоку выбирал совет Десяти! — возразил с негодованием Кроуберг.
— Я знаю, как герцогиня Джоку на самом деле добилась своего положения, — сказал я, — она убила магистра Френье, и завладела мощным артефактом, настолько сильным, что даже магистр Леон не смог ее обойти, а после магистра Додиано он был самым сильным, самым достойным претендентом на роль Верховного магистра.
— Откуда вам столько известно?
— Я просто наблюдал за ней. В свое время магистр Додиано принял тайное решение, чтобы его эмиссары в разных странах не зарывались и проводили политику ордена, а не свою личную, создать что-то вроде тайных наблюдателей, которые бы стали ему сообщать о реальном положении дел.
— Вот как, — нахмурился Кроуберг.
— В настоящее время орден может расколоться на две части, потому что магистр Леон хочет получить корону Бионо. Скоро у него появится такая возможность. Те из нас кто обладает здравым смыслом и чутьем на успех, сделают правильный выбор и поддержат его. Нам следует выбрать себе настоящего магистра.
— О какой возможности вы говорите?
— Той, что способна противостоять силе артефакта магистра Джоку.
— То, о чем вы говорите, как раз верный способ утратить силу нашей организации, раскол вреден нам — сказал Кроубер.
— Но по-другому невозможно — Джоку предала нас. Ее власть основана на силе артефакта, ничего другого за ней не стоит.
— Вы ведь не просто так говорите об этом. Чего вы сами хотите?
— Я хочу встретиться с вашими друзьями здесь и обсудить положение дел в ордене. Я действую в интересах многих людей, недовольных тем, что происходит. В любом случае — вам решать.
— Хорошо, я подумаю, как устроить эту встречу.
Потеряв в огне свой плащ, я даже не задумывался о том, чтобы найти ему замену.
Но иногда я невольно ловил себя на мысли, что люди меня не замечают. Это происходило в те моменты, когда у меня возникала необходимость побыть в одиночестве, поразмыслить, — я как бы уходил в себя.
Однажды это случилось в коридоре дворца, я задумался и…меня чуть не сбил с ног один придворный.
— Герцог! Откуда вы взялись? Простите, но вы словно из-под земли выросли! — произнес он, запыхавшись.
Как-то раз я пошел мимо двух гартулийцев из свиты Гилики, а они даже не повернули головы в мою сторону, подобное проявления неуважения меня озадачило. Я подошел к ним, и они испуганно вздрогнули.
Несколько подобных случаев натолкнули меня на мысль, что я каким-то образом делаюсь незаметным для людей.
Сумасшедшая мысль овладела мной — что если я каким-то образом научился делать то же самое, что делал с плащом?
Становиться невидимым!
Каким бы странным это не казалось, стоило попробовать действовать не стихийно, а осознанно. Единственным, кто мог сказать мне правду и не заставить при этом краснеть от стыда, было зеркало.
Я заперся в своей комнате и начал экспериментировать. Человеческая природа против того, чтобы человек не мог видеть свое отражение. Стать невидимкой — это все равно, что стереть себя с лица земли для всех, кто обладает зрением…в спокойной обстановке, когда ничто не угрожает, почти невозможно убрать свое отражение в зеркале. Почти.
Я пытался около суток — наконец, у меня что-то получилось: несколько секунд отражение в зеркале колебалось, потом погасло, словно я сместился, но я стоял там же, где только что находился. Моя рука — я не видел ее! Я не видел ног, тела — эффект даже впечатляющий, чем в плаще. Тогда я мог видеть себя, а сейчас я полностью исчез. Если только это не самовнушение и не галлюцинация.
