Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха
О, Сарн! Да как же так? — Прутик плакал. Картинка перед глазами помутнела.
А зверь медлил. Может, чего-то ждал, а, может, игрался с жертвой. Оттягивал её конец, мучил временем. Секунды тянулись, словно года. Семён жутко потел и трясся…. трясся… трясся…
Но вот поднялся ветер. Он плюнул в лицо парня пылью, отчего тот резко зажмурился. И вдруг послышался тихий шёпот.
— Уймись! Пойди прочь!
Прутик живо прочистил глаза и огляделся. Котище сердито тряхнул хвостом и неожиданно быстро скользнул в кусты, из которых и появился.
— Нас приглашают, — подала голос Лютая. — Иди смелей.
— Кто? К-к-куда? — Семён недоумевал.
Он ещё раз осмотрелся и лишь потом позволил себе (да и то осторожно) пойти по направлению к Древу.
Тихий голос… шепот… словно порхающая меж цветов бабочка… Прутик даже на секунду замер.
«Странно… Тут никого, — думалось ему. — Неужели схожу с ума?»
И снова шёпот… разговор без слов… Он звучал прямо в голове, прямо под костьми черепа. Прутик удивлённо попятился.
— Обычный человек, — разочаровано проговорил неизвестный с тяжёлым вздохом. — Кто ты? Откуда?
— А ты кто?
— Я? — голос удивился. Потом послышался… смех. — Подойди ко мне, человечек. Удивительный человечек…
— К кому подойти?
Тут встряла Лютая:
— Тебя кличет само Древо, глупенький!
Семён задрал голову вверх и открыл рот. Он никогда не слышал, чтобы деревья разговаривали…
— Кто… кто тебя сюда привел? И зачем ты пришёл? — вновь послышался голос внутри головы Прутика.
— Да я сам сопровождающий, — со смешком отвечал Прутик.
— Неправда… сюда пришёл только ты…
— Но… но… я вовсе не собирался. Мы шли втроём!
— И где твои друзья?
— Далеко. Я их оставил спящими аж на пригорке.
— Вот видишь — спящими. Мой Баюн умелец, — весело сказал голос. — Его трудно побороть.
— Баюн? Это кто?
— Мой страж… тот, кто не хотел тебя пропускать.
— А, этот! — Прутик махнул в сторону кустов, где виднелись любопытные кошачьи глаза — Так это он приспал их? А как?
— На то он и страж, — и снова смешок. — А ты, как я вижу, одолел слизней, и даже самого жирного… главного из них…
— Кого? — растерянно заклипал глазами Прутик.
Он всё ещё никак не мог придти в себя. Стоял, крутил головой во все стороны, не решив, идти ли ему дальше, или нет.
— Слизней… этих жадных тварей… Они давно хотели полакомиться соками Древа.
Прутик тут же отметил этот странный оборот. Почему «соками Древа», а не «моими соками»?
А голос продолжал:
— Баюн своим урчанием распугал и приспал всё живое в округе. Окромя глухих слизней… И некому было спасти от них Древо… защитить… А тут явился ты!
— Бывает, — пожал плечами Прутик, все ещё не понимая, о чём он разговаривает с этим таинственным голосом. — А откуда тут такие твари? Я нигде о таких и не слышал, и не читал.
— В Темноводье много какой скверны развелось, — печально сказал голос. — Итак, зачем ты пришёл сюда?
— Я? Говорю же, что сопровождаю… И всё!
— А что нужно твоим друзьям?
— Ну… ну… я точно не скажу…
— Ладно, — мягко проурчал голос. — Я прикажу Баюну «отпустить» твоих друзей. Пусть идут, мы поговорим.
И «друзья» — Бор с Велеславом, пришли где-то аж через час. Их вид вовсе не указывал на недавнюю сонливость и расслабленность. У северянина вновь возродился его страшный взгляд, друид же тоже был не менее решителен. Оба выглядели довольными.
Однако Прутику тут же подумалось, что это «довольство» — лишь внешний лоск. Всё же эти двое были несколько раздосадованы, и скорее всего от того, что Семён каким-то непонятным образом избежал последствий «урчания» Баюна, не поддался сну. А вот они, тёртые калачи, не смогли устоять… Прутик даже тайно загордился собой.
Обожжённые ветрами и исцарапанные морозами щёки Бора отчего-то стали ещё более красными. На них чётко проступили тонкие чёрточки капилляров. Завязанные на макушке в тугой узел волосы растрепались. И вообще Семёну вдруг показалось, что северянин пытался всячески скрыть эдакую внутреннюю напряженность.
Он деловито приблизился к Прутику и забрал свой «кошкодёр». Черты его лица заострились, в глазах блеснуло волнение.
Выглянувший из кустов Баюн, недовольно фыркнул и обнажил желтоватые клыки. В ответ ему рыкнул медведь Велеслава, и котище в мгновение ока скрылся с глаз.
— Я не ошибся, утверждая, что тебя необходимо взять с собой! — ухмыльнулся Бор, обращаясь к Семёну. — Что ты нам пригодишься.
— Ну, да, — согласился друид. — Я был не прав, признаюсь…
— Имеющий глаза, да узрит, — весело отвечал северянин.
Эти двое — Бор и Велеслав, загадочно переглянулись друг с другом.
— Я не понял вас… Вы… вы… знали что? — растерянно пробормотал Семён.
— Мы предполагали, что ты станешь нашим «ключиком», — отвечал друид. Он мягко улыбнулся и повторился: — Я - проводник, а ты, друг мой, «ключик» от сего места…
Семён заклипал глазами, глядя то на северянина, то на друида.
— То есть… то есть… вы знали, что тут… тут такое… И что я… сам…
— Догадывались, — вставил своё слово северянин. Причём тоном, отрезающим всякие возражения.
Но Семёна кинуло в жар и он рассерженно бросил:
— А если бы у меня ничего не вышло? Если бы меня сожрал этот страж? — парень раскраснелся, разволновался.
— Не сожрал бы! — хлопнул его по плечу северянин.
— Вы оба… вы оба просто… омерзительны!
— Ого, какой слог! — добродушно рассмеялся Бор. — Привыкай, что в этой жизни нас всех используют. А вообще, ты молодец! Вороны были правы, когда советовали более внимательно приглядеться к тебе.
— Ну как, познакомился с местным духом? — поинтересовался друид, направляясь поближе к необхватному стволу Древа.
— С кем? — переспросил Прутик.
В этот момент дорогу и ему и друиду преградил северянин. Он жестом приказал оставаться на месте, и сказал, что лично подойдёт к Древу.
Велеслав недовольно поморщился, но послушался. Он чуть полуобернулся к Прутику и ответил через плечо:
— Местного духа…
— Вы имеете в виду голос Древа? — спросил парень.
Ему, вообще-то, не хотелось сейчас видеть ни Бора, ни друида. Семёна кинуло в жар, в голове плясали бесы.
— Он так представился? — несколько лениво поинтересовался Велеслав.
— Ну… не совсем…
— Пхе! Это, друг мой, дух сего места. Ты ведь у нас обладаешь особым даром: видеть невидимое, слышать неслышимое.
Друид рассмеялся. Но по-доброму, без злобы и поддевки. Но Семён ещё больше рассердился.
