Сергей Девкин - Тайпэн. Оскал войны
Ранджан медленно двинулся вперед, не отрывая взгляда от центральной ниши и не обращая внимания на то, что ступает по кровавым рисункам и рукам мертвых жрецов. В глубине проема переливалось сотнями оттенков черного и мерно пульсировало то, что так звало и манило раджу все это время. Самоубийцы сумели сделать то, что было когда–то доступно лишь тем, кто стоял у самой вершины избранной касты. Им пришлось заплатить за это непомерную цену, но видимо, кроме благоговейного преклонения в этот раз их гнал вперед еще и безудержный страх, страх перед тем человеком, войска которого заполнили собой побережье Авадзи, и о чьем отношении к сторонникам истиной веры они были прекрасно осведомлены. Фанатики попытались разорвать ту тонкую грань, что отделяла убежища многоруких трусов от плотского мира и воззвать напрямую к своим лживым защитникам. Жалкая попытка отчаяния и ожидаемый результат — иссушенные мумифицированные тела нескольких мертвецов прекрасно говорили о том, что они умерли не от потери крови, как остальные, а все–таки сумели повстречаться с тем, у кого надеялись отыскать защиту.
Злая улыбка исказила лицо бывшего верховного жреца, и кривой ритуальный нож рассек мозолистую ладонь раджи. Горло, язык и губы сами вспомнили нужные слова, а пальцы привычно чертили рисунок Печати, придуманной и созданной им самим. Глаза и разум Хулителя тем временем уже нащупывали те тонкие склизкие нити, что расползались вокруг омерзительной сетью, цепляясь своими отростками за сущность плотского мира и не давая закрыться поганой трещине, сотворенной глупыми самоубийцами. Подступая с каждым шагом все ближе и ближе к нише, раджа видел, как провал между двумя реальностями извивается и дрожит от страха, будто живое существо, но уже не может вырваться из хватки «умерщвляющего» заклятья. Два последних десятилетия Ранджан потратил на то, чтобы отточить это искусство, недоступное ранее ни одному из смертных. Двадцать зим минуло с тех пор, как впервые сиртак лишь силой собственной воли сумел разорвать «благословенную и ниспосланную божественной милостью» связь двух чуждых друг другу миров. И без малого сотня храмов северного Умбея за это время оказались лишены самой своей сути лишь по прихоти одного человека, объявившего войну всему пантеону несокрушимых предтеч.
Отступник вошел в глубину ниши, замыкая кровавый орнамент, повисший в воздухе перед ним, когда теневая завеса заметно дрогнула, и с другой ее стороны мелькнуло стремительное движение. Мощная семипалая лапа метнулась из почти закрывшегося провала, схватив за горло бывшего жреца и не давая ему произнести последние слова заговора. Рука чудовища, покрытая влажной зеленоватой шкурой, была во множестве усеяна короткими острыми шипами, каждый из которых буквально сочился синеватой желчью. Несколько таких было и на ладони у твари, скрытых рифлеными перепонками между пальцев. Впившись в кожу Ранджана, эти отростки мгновенно влили свой смертоносный яд в кровь слишком наглого и самонадеянного безумца.
Раджа зашипел, но с его губ по–прежнему не сходила дикая хищная улыбка. Ритуальный нож, сверкнув размазанным бликом в желтом свете огней, вонзился в роговой нарост, венчавший локоть демонической конечности, и с легкостью пронзил насквозь и склизкую кожу, и темную плоть, и даже толстую кость чудовища. Рев боли и изумления прокатился по молельному покою, заставляя тонкие восковые свечи ломаться подобно иссушенным травинкам под ураганным ветром. Узкий клинок в руке у Ранджана рванулся по кругу вверх, и лезвие, уже не раз испившее «божественной» крови, с какой–то звериной радостью, едва не вырываясь из пальцев владельца, отсекло зеленую лапу, упавшую на пол с громким хлюпающим звуком. Рычание полное злобы и ненависти едва не сбило Ранджана с ног, но последние слова успели прозвучать, и уродливая трещина сомкнулась, сопровождаемая странным скворчанием и тухлым запахом разлагающейся плоти. Обрубок демонической руки, так и не успевший исчезнуть обратно, шмякнулся в груду каменной крошки рядом с первым куском уродливой конечности. Черный ихор с острым алхимическим запахом, перебивавшим дыхание, быстро начал растекаться по полу, собираясь в большую вонючую лужу.
Поспешно покинув нишу, Хулитель потратил несколько минут, чтобы отдышаться. Шесть крохотных ранок на шее у раджи пылали нестерпимой болью, но отрава, уже струившаяся сейчас по венам, совсем не волновала его. Ранджан давно привык обманывать смерть даже в самых безвыходных ситуациях, и умереть так просто от желчи одного из своих многоруких врагов совсем не собирался. Но по–настоящему важным для мятежного предводителя «единой армии» было другое — он вновь сделал это, вновь бросил вызов невозможному, и вновь одержал победу. И значит, его собственный Путь, выбранный и сотворенный им самим, был по–прежнему верен.
Полсотни избранных воинов, рассыпавшись по небольшой площадке перед мавзолеем, молчаливо озирались вокруг и изредка обменивались короткими репликами вполголоса. Несмотря на то, что еще теплое осеннее солнце уже заняло свое место на небосклоне, гнетущая атмосфера внутри некрополя никоим образом не сказывалась положительно на настроении сиртаков. Нет, страха или неуверенности лучшие мечники Ранджана не испытывали ни в малейшей мере, слишком уж много всего осталось у них за плечами за этот год, да и вся прежняя жизнь самых отъявленных убийц Умбея, конечно же, внесла определенные коррективы в их характер и взгляды. Просто, окружающие строения и общее настроение, создававшееся в этом месте, легко заставляли утихнуть буйный пыл даже в самых горячих сердцах. К тому же бойцы изрядно устали после вчерашнего штурма и бессонной ночи, проведенной в грабежах и иных удовольствиях.
Скрип старых давно несмазанных петель заставил всех собравшихся невольно обернуться в сторону дверей величественного склепа, украшенного барельефами грандиозных битв и морских сражений. Мятежный раджа, слегка прищурившись на солнце, устало махнул рукой, и Нагпур первым бросился к повелителю, с трудом выдавливая из себя свою многоцветную драгоценную улыбку.
— Хозяин!
Первый воин Ранджана замер в покорном ожидании и в то же время не в силах отвести тревожного взгляда от Отрекшегося. Лицо раджи было неестественно бледным, но глаза сияли с прежней радостной злостью, и это немного успокоило Нагпура. Шесть черных точек, пять из них выстроились полумесяцем с левой стороны, а еще одна темнела над самым кадыком, «украшали» шею Ранджана. Каждый мелкий сосуд, проходивший поблизости от этих отметок, выделялся той же неестественной чернотой, легкий оттенок, которой приобрели теперь губы Хулителя. Но эти губы все равно усмехались, и воины прекрасно видели, что это не вымученное усилие их предводителя, а его настоящая вполне привычная реакция.
