Елена Грушковская - Багровая заря
Когда небо на востоке окрасилось в розовый цвет, я отдала "волкам" команду "смирно". Свет солнца должен был вот-вот брызнуть из-за горизонта, в посветлевшем воздухе была разлита резкая свежесть, а старая сосна начала приобретать свои обычные краски. Карина, переступая озябшими ногами и сжимая свой букетик, смотрела на рассвет.
И вот заря взорвалась. Густо-розовый свет озарил вытянутые фигуры "волков" и кучу камней, загорелся янтарём на стволе сосны, а шлифованная поверхность кошачьего изваяния заблестела, чем-то похожая на настоящую гладкую шёрстку. Спокойное лицо Эйне засияло, его мертвенная белизна проступила чётче, и казалось, что её глаза вот-вот откроются навстречу рассвету, но они были закрыты навек. Эйне была одета в её излюбленном стиле: на ней был новый чёрный кожаный костюм, а обута она была в самые высокие ботфорты, которые только удалось найти. Правда, костюм был надет не на голое тело: под жакетом была белая блузка с жёстким воротничком мужского фасона, а шов на шее был скрыт чёрным шёлковым шейным платком.
Заря была уже в разгаре, когда прибыли Оскар и Юля с букетами цветов. Юля кивнула Карине и встала рядом со мной, а Оскар подошёл к гробу и долго смотрел в лицо Эйне.
Я взяла Карину за руку.
— Пойдём, золотце.
Она робко повиновалась. Я подвела её к гробу и сказала:
— Положи ей свой букетик.
Карина положила букет на живот Эйне, чуть ниже её рук, а я, приподняв неподвижную мраморно-белую руку Эйне, положила под неё пачку сигарет с зажигалкой. Букет я передвинула чуть выше и прижала его второй её рукой. Руки не упали, а прочно лежали на сигаретах и букете: Эйне приняла наши прощальные подарки. Взглянув на Карину, я увидела, что она плачет. Она раньше не видела Эйне и совсем не знала её, но плакала просто так — оттого что ей было невыносимо грустно.
По моему знаку гроб закрыли, и "волки" спустили его в могилу. Камень за камнем начал падать на крышку. Карина плакала, а мои глаза были сухи, слёз не было, но в груди от этого невыносимо саднило. Карина стеснялась своих слёз и прятала их за платочком, но я сказала ей:
— Ничего, куколка, поплачь. И за меня тоже.
Могила была засыпана, и на месте ямы образовался холмик, рядом с которым сидела чёрная кошка и смотрела на рассвет. Никаких плит с надписями не было. По моей команде "волки" отсалютовали над могилой мечами, и я сделала это вместе с ними. Оскар и Юля возложили свои цветы. Никто никому не выражал соболезнований. Я, окинув взглядом фьорд, сказала Карине:
— Ну вот, смотри. Совсем не жутко, а очень даже красиво.
Она сквозь слёзы улыбнулась и кивнула.
9.28. Нежность на острие меча
И снова океан городских огней, крыша небоскрёба. На крыше стояли две фигуры: подняв лица к ночному небу, они смотрели на звёзды. Одна фигурка, маленькая и стройная, с развевающимися по ветру длинными волосами, подняла руки к небу:
— Как я хочу летать! Ну, почему у меня нет крыльев?!
Другая фигура, мужская, крепко сложенная, в чёрной шапочке, ответила:
— Потому и нет, что не положено людям иметь крылья.
— Ну, почему мама не разрешает мне стать одной из вас?
— Это вовсе не так уж здорово, как тебе кажется, куколка. За пару крыльев ты будешь расплачиваться вечной жаждой крови.
Длинноволосая фигурка встала на край крыши.
— А если я прыгну, ты меня поймаешь?
— Делать мне больше нечего! — усмехнулась фигура в шапочке. — Отойди от края, у меня для тебя кое-что есть…
Из большой мужской руки в чёрной кожаной перчатке на узкую девичью ладошку скользнула золотая цепочка с кулоном из горного хрусталя в форме капли. Прозвучал серебристый смех.
— Ой, а это по какому поводу?
— Да ни по какому… Просто так.
Нежность, неуклюже взобравшись на острие меча, изо всех сил старалась не сорваться. Чувство, которое тщательно пряталось под наглухо застёгнутой форменной курткой, сейчас осторожно пыталось выглянуть наружу, но всё же было отделено от маленькой тёплой руки кожаной перчаткой. Неулыбчивый рот сурово сжался, не пропустив глупость, готовую сорваться с языка. В самом деле, к чему?.. Ведь она девчонка, ещё совсем ребёнок.
Тёплые губы прижались к холодной щеке.
— Спасибо… Она очень красивая.
Строго сложенные бледные губы коснулись гладкого юного лба.
— Рад, что тебе нравится. Носи на здоровье, детка.
Стук моих каблуков о крышу заставил их обоих слегка вздрогнуть. Алекс, не моргнув глазом, вытянулся, повернулся ко мне лицом и приподнял подбородок, а Карина лучезарно улыбнулась.
— Привет, мама! А мы только что от Гриши. Алекс объявил ему благодарность, а я попросилась с ним за компанию… Завтра будут снимать аппарат. Классно, правда?
9.29. Последний удар
Тело Великого Магистра было возвращено в усыпальницу, и нам пришлось давать объяснения и приносить извинения руководству Ордена. Юле, мне и Оскару пришлось смиренно принять на себя град упрёков и пустить в ход всю возможную дипломатию, чтобы успокоить их истерику. Дабы исключить возможность нового конфликта и дать хоть какое-то удовлетворение скорбящим членам Ордена, пришлось принести в жертву бойца, проявившего самодеятельность: он был уволен и исключён из "Авроры".
Октавиан был мёртв, но война была ещё не окончена, и мы всё ещё несли потери в стычках с разрозненными остатками "Истинного Ордена". Хотя мы были почти уверены в том, что у них уже не будет сколько-нибудь достойного вожака, нужно было довести уничтожение "Истинного Ордена" до конца. И это надо было сделать как следует.
Едва оправившись, Гриша вернулся в ряды "волков" и сразу же ринулся зачищать остатки банды Октавиана. А те, как ни были деморализованы, всё-таки ухитрились напоследок нанести болезненный удар — не по силам "Авроры", а скорее по сердцам Юли и Карины.
Группа Алекса вернулась на базу изрядно поредевшей. Звук их шагов насторожил моё ухо и заставил сжаться сердце: "волки" ступали необыкновенно тихо и устало. Юля тоже насторожилась. Пепел с её сигары упал мимо пепельницы, и она вздрогнула, услышав за дверью голос Алекса:
— Разрешите войти?
Стискивая пальцами сигару, она жестоко мяла её. Она не могла подняться с кресла, и я сама открыла дверь. Алекс стоял на пороге, весь забрызганный кровью и грязью, с тёмным от щетины подбородком. Я даже не сразу узнала его.
— Разрешите? — повторил он глухо.
Под мышкой он держал чёрный пластиковый пакет, в котором было что-то похожее по очертаниям на мяч. Я молча кивнула, и он вошёл. Каблуки его ботинок стукнули приглушённо, но чётко. Заговорить он смог не сразу, несколько секунд молча смотрел на Юлю.