Элизабет Хэйдон - Элегия погибшей звезды
Ошеломленный подонок попытался подняться, но в горло ему вцепилась сильная рука калеки.
Прежде чем бродяга успел понять, что происходит, он оказался лицом к лицу с нищим. Ему еще никогда не приходилось видеть таких глаз, поскольку жители Сорболда имели смуглую кожу и почти у всех были темные глаза, но эти глаза сияли пугающе яркой голубизной.
Нищий плюнул ему в лицо, обдав ароматами кислого вина и грязных зубов.
— Неужели тебе больше нечем заняться? Зачем ты обижаешь несчастных, мерзкий негодяй? — презрительно спросил оборванец.
Он ударил молодого бродягу головой о стену, возле которой устроилась компания нищих. Затем взял посудину с остатками кислого эля, вылил его прямо на штаны обидчика и наклонился к его уху.
— А теперь в твоей жизни наступил момент, когда ты должен решить: стать ли тебе приличным человеком, достойным дышать, или подписать себе смертный приговор, оставшись — ненадолго — неуживчивым придурком, который должен принести своей матери извинения за собственное появление на свет. Ты можешь уйти отсюда, вернуться домой, переодеться и раз и навсегда прекратить обижать стариков, которые не сделали тебе ничего плохого, или вновь присоединиться к своим дружкам негодяям. Но если ты выберешь последний вариант, запомни: во-первых, тебе придется объяснить им, почему ты обмочился. Во-вторых, меня ты здесь не найдешь, но можешь не сомневаться, я тебя отыщу. И если ты не хочешь, чтобы на тебя вновь обрушился гнев нищего с голубыми глазами, выбери честного человека.
Он еще несколько раз стукнул молодого негодяя головой о стену, а потом отбросил его в сторону.
— Пошел вон! — приказал он звонким голосом опытного командира.
Бродяга с трудом поднялся на ноги и побрел прочь, на углу его приветствовал взрыв смеха.
Анборн подождал, пока веселье за углом стихнет, а потом взялся за костыли.
— Найдите другую тихую улицу, друзья мои, — сказал он слепому нищему и его хромому спутнику.
Когда они, поддерживая друг друга, заковыляли прочь, он нашел новое место для наблюдения.
Он потратил несколько часов, чтобы незаметно перебраться поближе к дворцу Джерна-Тал, гордо вздымавшемуся ввысь напротив массивных Весов, темнеющих на фоне зимнего неба. Анборн видел Весы множество раз, но сейчас они каким-то образом изменились, в них появилось нечто зловещее. Вполне возможно, тому виной был прихотливо падающий на них свет, а может, направление длинных теней, ложащихся на мостовую. Впрочем, взгляд лорда-маршала на Сорболд мог быть пристрастен из-за многих других неприятных моментов, которые бросались ему в глаза на протяжении всего пути в столицу.
Как Анборн и опасался, все указывало на спешную подготовку к войне. Гарнизоны, прежде располагавшиеся на ответственных участках границ и главных дорог — в основном на перевалах, — теперь растянулись вдоль охраняемых объектов цепью, да и в столице было полным-полно солдат — через каждые несколько кварталов стояли заставы. Однако все было сделано очень аккуратно, и человек, впервые попавший в Сорболд, ничего не заметил бы. Но Анборн прекрасно разбирался в подобных вещах и понимал, что происходит.
Его охватил ужас.
Наконец ему удалось найти удобное укрытие в подвале находившейся напротив дворца кожевенной мастерской, куда стражники вряд ли захотят спуститься — уж слишком сильно тут воняло. Отсюда ему было прекрасно видно, как солдаты приносят в починку доспехи, и Анборн решил, что здесь ему удастся многое узнать о перемещениях армии. Но для начала ему пришлось дождаться наступления темноты, когда мастерская прекратит работу, а потом он быстро забрался в крошечный подвальчик, где и постарался устроиться со всеми возможными удобствами, как он уже не раз делал в Джерна'Сиде и Ганте, чтобы наблюдать и собирать информацию.
Найлэш Моуса молча смотрел на руины сгоревшего монастыря и своего особняка.
Оттепель уже заканчивалась: ветер уносил прочь редкие снежинки, поднимая в воздух пепел над обожженными камнями.
Талквист стоял у него за спиной, почтительно склонив голову.
— Ужасная трагедия, ваша милость, — тихо промолвил он, сочувственно сжимая плечо Благословенного.
— Да, вы правы, — отозвался Моуса, переводя покрасневшие от слез и пепла глаза на лужу расплавленного металла, оставшуюся от монастырского колокола. Благословенный вспомнил чистый звук, разносившийся над холмами и созывавший монахов на службу в Терреанфор.
Он старался стоять неподвижно, противясь желанию стряхнуть руку регента с плеча. И еще он понимал, что необходимо сохранять скорбное выражение и скрыть ярость и презрение, пылавшие в его душе и грозившие спалить дотла все его внутренности, подобно Пулису, легендарному озеру кислоты в подземном Склепе, где грешники вечно подвергаются мучениям.
«И пусть легенды окажутся правдивыми хотя бы для тебя, Талквист», — с горечью подумал он.
Казалось, регент прочитал его мысли, поскольку сжал плечо Моусы сильнее.
— Я знаю, какой это ужасный удар для вас, ваша милость, поэтому сделал кое-какие приготовления, чтобы смягчить вашу боль. Мы немедленно начнем восстанавливать монастырь и орден.
Моуса повернулся и встретил взгляд регента. За сочувственным выражением в темных глазах Талквиста он увидел желание оценить искренность реакции священника — и понимание, что обмануть Моусу ему не удалось.
— Какого рода приготовления? — уточнил Найлэш Моуса.
Талквист едва заметно улыбнулся.
— Всякого рода, ваша милость, — проговорил он с прежним почтением, но теперь Моуса уловил в голосе лед. — Вам потребуется жилье, пока не будет отстроен особняк, поэтому я позволил себе найти для вас подходящие покои в Джерна-Тал, где мои слуги и стражники смогут исполнить любую вашу просьбу.
— Как вы добры, — сухо ответил Благословенный.
— И естественно, нам необходимо поговорить с новыми послушниками.
Найлэш Моуса приподнял бровь.
— Нам? Я не знал, что вы проявляете интерес к вопросам веры, милорд.
Регент примиряюще развел руками.
— Какая неловкость с моей стороны, приношу свои извинения. Наверное, Лазарис, пусть Единый Бог примет его в свои объятия в Загробной жизни, не рассказал вам, что много лет назад я сам был послушником в Терреанфоре?
— Понятно, — задумчиво проговорил Благословенный. — В таком случае мне лишь остается сожалеть, что вы тогда не присоединились к нашему ордену, сын мой.
Талквист закинул голову назад и весело расхохотался, не спуская, однако, пронзительного взгляда с Моусы.
— Да, это было бы предпочтительнее, чем стать императором , — все еще посмеиваясь, заявил он.
