Татьяна Турве - Наваждение
— Всё, хватит! Не кричи, мне потом плохо будет! — запричитала Яна. — У меня потом дырки в ауре, когда ты так кричишь!
— Дырки у нее, ты слышал? — обернулась к Володе Марина, призывая его в свидетели. — Ей от меня плохо, значит! Дожились. А мне от нее хорошо! — но тон жена всё же немного сбавила и заворчала уже потише: — Гимнастику бросила, рояль пылью оброс! Юное дарование нашлось!..
На "даровании" Владимир не выдержал и абсолютно спокойным размеренным голосом — каким обычно прикрываются, когда внутри всё пенится и кипит! — проговорил:
— Да, ребята, так я в плаванье досрочно уйду.
Они разом замолкли на полуслове, повернули к нему головы и замерли на полу-движении — ну прямо тебе сцена из любительской пантомимы… Тишина зависла над их головами, всё сгущаясь и вроде бы физически уплотняясь, пока не стала совершенно невыносимой. В самое пиковое мгновение Янка очнулась от оцепенения и пулей вылетела в коридор, чуть не сбив по пути табуретку. От этого грохота что-то непостижимым образом изменилось: где-то на самой грани слуха Володя уловил тоненький звон тысячи осколков, как от разбившейся хрустальной вазы. (Или просто померещилось, расшалились натянутые до предела нервы?..)
"Так вот что значит "разрядить обстановку", что-то происходит в пространстве…" — неизвестно откуда взялась достаточно нелепая мысль. Марина провела дочку долгим взглядом:
— О! В туалете закрылась! — тон был самый миролюбивый, точно это не она полминуты назад так верещала, переходя на ультразвук: — Дай Боже сил… — и принялась разглаживать одной только ей видимые складки на клеенке: — …пережить этот год. С Яриком и то легче было! Зато у этой что ни день так новые выбрыки, творческая натура, видите ли!..
Что Владимира всегда поражало в жене, так это необъяснимые перепады настроения. Вот и сейчас: сидит себе, улыбается безмятежно, как ясно солнышко… Иногда кажется, что она получает истинное удовольствие от подобной бессмысленной ругани по мелочам: все расползаются зализывать раны, а Марина сияет! Впрочем, вслух эти соображения он высказывать не стал, голова и без того раскалывалась.
До чего же всё изменилось за прошедшие полгода! На двери Янкиной комнаты вызывающе красовался плакат — обычный снежно-белый лист ватмана с крупной надписью чем-то синим: "Главный закон Вселенной — закон свободной воли". И ниже под ним — полыхающими кумачовыми буквами (вышло что-то наподобие революционных лозунгов, Владимиру так и привиделся отряд красной конницы с развевающимся на скаку волнистым знаменем):
"Не беспокоить!
Don't disturb!
Вход 100 у.е."
Володя невольно улыбнулся: чего уж тут удивляться, что мама рвет и мечет! "Вход 100 у.е.", однако!.. Из-за двери раздавались приглушенные звуки чего-то медитативного, скорей всего, индийского. Он легонько постучал; не дождавшись ответа, вошeл.
Яна лежала на кровати, закрыв глаза и беспомощно (так ему опять показалось) сложив на груди руки. Тоненькие по-детски запястья особенно ярко выделялись на фоне темного с неразборчивым рисунком одеяла. С неприятно замершим сердцем он рывком наклонился к ней и осторожно потрогал за плечо:
— Янка! — дочка неохотно открыла глаза. — Тебе плохо?
— Я сеанс делаю, — она ловко уселась по-турецки, но взгляд оставался не до конца приземленным, плавающим. "Ежик в тумане с круглыми глазами", — смешно подумал Володя.
— Какой сеанс?
— Рейки. Смотри! — она махнула рукой в направлении стены, густо увешенной акварельными рисунками: — Это принципы Рейки.
Очередной по счету плакат в витиеватом резном узоре, с иероглифами по краям, — не иначе, Китаем увлеклась? Янка, вытянув шею, заглядывала снизу ему в лицо — видимо, пыталась с ходу вычислить реакцию. Какая же она худенькая, неужели и раньше такой была? Вроде ж уже и барышенция… Еще и в открытый сарафан нарядилась, додумалась! Хрупкие плечи с выпирающими косточками смотрятся довольно трогательно: всё такой же "цыпленок жареный", как в детстве.
"Не кормят ее здесь, что ли? — озабоченно нахмурился Владимир и про себя усмехнулся: — Уже как мама-клуша рассуждаю! — И спохватился, дочка смотрела на него уже с нескрываемым возмущением: — Совсем забыл про плакат, почитаем…"
"Именно сегодня, не беспокойся.
Именно сегодня, не злись.
Почитай своих родителей, учителей и старших.
(Он с невольной иронией покосился на Яну, та в ответ скорчила уморительно-постную физиономию пай-девочки. Получилось не слишком убедительно — как сказал бы сейчас Станиславский, "не верю"!)
Честно зарабатывай себе на жизнь.
С любовью относись ко всему живому."
— М-да-а, принципы хорошие, — Володя аж никак не аристократическим жестом почесал в затылке: — А что это вообще такое?
— Это японская система исцеления, — с важностью проговорила дочура. — Как Христос лечил руками, так и я: получила инициацию, теперь тоже могу… Ну, не совсем как Христос, это я загнула… — вероятно, на его лице отразилось сильное недоверие: — Не веришь? Хочешь, покажу? Садись!
Янка энергично дернула его за руку и усадила в свое любимое скрипучее кресло у забитого книгами шкафа, занимающего всю заднюю стенку комнаты. Ее огромные восточные глазищи с голубоватыми белками и расширенными от полутьмы зрачками азартно поблескивали:
— Закрой глаза, расслабься! Постарайся ни о чем не думать…
Он почувствовал легкое прикосновение ладошек на своих висках, от них явно исходило тепло. Мягкое и вкрадчивое, оно окутало всю голову и незаметно добралось до шеи… Володя неожиданно пришел в себя: что-то его смутно беспокоило, как червячок изнутри подтачивал:
— Подожди! — с осторожностью убрал дочкины руки. — Тебе потом плохо не будет?
— Нет! — она, кажется, была недовольна. С досадой нахмурилась, но через несколько секунд сменила гнев на милость и царственно покачала разлохмаченной пушистой головой. Ну глазастый одуванчик тебе и всё! — Это Рейки, жизненная энергия, — возобновила свою лекцию Янка. — Китайцы называют её "Ци", а христиане — Святой Дух. Она течет через всех нас, так что я ничего своего не трачу, только передаю… Но я в этом еще не сильно разбираюсь. Хочешь, приходи к нам на семинар, тебе там всё объяснят… — И опять перешла на бойкую скороговорку: — Я маму звала, а она не пошла, это потому она про секту кричит, придешь?
— Приду. Посмотрю, чем вы там занимаетесь.
Марина в который раз за этот вечер просунула нос в дверную щель — у нее всегда был слух, как у горной козы:
— Лучше спроси, сколько она на это денег выкинула! — и торжествующе хлопнула дверью, весьма довольная собой.
