Марина Дяченко - Последний Дон-Кихот (пьеса)
АВЕЛЬЯНЕДА: Господа… Господин Карраско. Вы бы… как специалист… Если человек надевает на голову бритвенный тазик, берет какое-то копье… и при этом утверждает, что действует в интересах человечества – по-моему, это и есть случай самого натурального помешательства! Я искренне надеялся, что хотя бы трагическая история вашего батюшки, сеньор Алонсо, заставит вас взяться за ум. Я считал, что ваше странствие – своего рода игра… Что поделать, инфантилизмом нынче страдают до сорока лет и до пятидесяти, никто не хочет взрослеть, взрослеть неудобно… Но вы-то, вы, сеньор Алонсо! Вы всерьез отправляетесь носиться по свету в погоне за химерами, смеша знакомых и незнакомых… Но какой гуманистический пафос! Какая выспренность! Никому вы не нужны, кроме себя самого да, простите, сеньоры Альдонсы… которую вы своими же руками делаете навек несчастной!
АЛОНСО: «Я рыцарь, и, если на то будет милость Всевышнего, умру рыцарем. Одни люди идут по широкому полю надменного честолюбия, другие – по путям низкого и рабского ласкательства, третьи – по дороге обманного лицемерия, четвертые – по стезе истинной веры; я же, руководимый своей звездой, иду по узкой тропе странствующего рыцарства, ради которого я презрел мирские блага, но не презрел чести. Я мстил за обиды, восстанавливал справедливость, карал дерзость, побеждал великанов, попирал чудовищ… Все мои стремления всегда были направлены к благородной цели, то есть к тому, чтобы всем делать добро и никому не делать зла».
АВЕЛЬЯНЕДА (аплодирует): Браво… Браво! Брависсимо!
САНЧО: «Ничего больше не говорите в свое оправдание, сеньор мой и господин, ибо ничего лучшего нельзя ни сказать, ни придумать, ни сделать. И разве то, что этот сеньор утверждает, что на свете не было и нет странствующих рыцарей, не доказывает, что он ничего не смыслит в том, что говорит?»
АВЕЛЬЯНЕДА: А вы, милейший, молчите! Сеньора Наследственность и о вас сказала свое слово, и мне вас жаль. Каково это: быть потомком поколений оруженосцев, которым поколения Дон-Кихотов вот уже столетия обещают… подарить остров!
САНЧО: «Я тот самый, и остров я заслужил не меньше всякого другого. Я из тех, о ком сказано: «следуй за добрыми людьми, и сам станешь добрым… или еще: «кто под добрым станет древом, доброй осенится тенью». Я пристал к хорошему хозяину… и, ежели Бог допустит, стану сам вроде него; и да пошлет Господь долгие годы ему и мне»!
Санчо выпивает свой бокал в полной тишине.
АЛОНСО: Санчо… Санчо, считай, что в этот момент я тебя окончательно за все простил!
САНЧО: Не лыком шиты. Признайтесь, хозяин, а вы думали, что все Панса держат «Дон-Кихота» на полке, но никогда не читают! Вы думали, что все Панса, как их достойный прародитель, вообще не умеют читать, а подписывать свое имя научились, разглядывая надписи на мешках с зерном? А вот вам! Четыре класса, как есть, закончили, какое-никакое, а образование!..
Хозяин с оруженосцем обнимаются; Авельянеда вскакивает с места.
АВЕЛЬЯНЕДА: Господа… простите. Сеньора Альдонса… простите! Я не могу быть свидетелем… всего этого. Быть равнодушным свидетелем – значит быть соучастником…
АЛОНСО: Сеньор Авельянеда… В гневе вы произнесли фразу, достойную самого рыцаря Печального Образа. «Быть равнодушным свидетелем – все равно что быть соучастником». Вспомните, сколько раз в жизни вам приходилось быть вот так равнодушным свидетелем! Как вы можете спокойно есть и пить, когда сейчас, в это самое мгновение, где-то умирают от голода дети! И не в далеких странах – рядом, в получасе спокойной ходьбы!
КАРРАСКО: Сеньор Алонсо. Мы с вами тысячу раз говорили… Помощь, о которой вас никто не просил – тоже преступление! Вмешательство в чужие дела, которые вас не касаются – тоже преступление!
АВЕЛЬЯНЕДА: Напрасная трата слов. Этому сеньору кажется, что он в своем уме… Что ж, не стану вам мешать. Прощайте!
САНЧО: Одну минуту. Я хочу вернуть вам ваши деньги.
АВЕЛЬЯНЕДА: Что такое?!
САНЧО: Ваши деньги! (берет со стола шлем-поднос). Те самые, что вы анонимно заплатили мне за то, чтобы Дон-Кихот никогда не вышел на дорогу. Здесь все, забирайте-забирайте.
Пауза. Авельянеда наливается кровью.
САНЧО: Как человек бережливый, говорю вам: заберите денежку, в хозяйстве пригодится. Кто за копеечку не держится, тот сам ни гроша не стоит. Берите.
Молчание. Все смотрят на Авельянеду.
АВЕЛЬЯНЕДА (взрываясь): Вы… Вы! Идиоты! Да чтобы я! Свои деньги! Потратил на этого! На это! Свои деньги! Да вы рехнулись тут все! Это оскорбление, я буду вправе, как честный идальго, потребовать пятьсот суэльдо за обиду! Да если какому-то идиоту интересно тратить свои деньги, чтобы этот (тычет пальцем в Алонсо), чтобы этот дон Олух оставался дома… Да Бога ради! Но чтобы платить деньги этому Санчо, надо быть вдвойне идиотом, потому что если за этим (новый хамский жест в сторону Алонсо) стоят поколения сумасшедших идеалистов, то за этим (тычет пальцем Санчо в грудь) стоят поколения полных дебилов, которые рисковали шкурой не ради идеи даже – а ради «губернаторства на острове»… Вы, бездарности, присвоившие обманным путем чужую славу! Славу добрых и честных людей, которые в поте лица своего трудились на благо общества… а не мотались по дорогам! Вы, свихнувшиеся на одной-единственной книжке, занудной, лживой и к тому же плохо написанной! «Хитроумный идальго Дон-Кихот»! И чтобы я платил свои деньги, чтобы вас удержать? Да скатертью дорога! И пусть на вас падут все побои, все унижения, вся грязь, вся навозная жижа, которую так щедро получал в своих странствиях Рыцарь Печального Образа. В десятикратном размере!
Авельянеда уходит.
Пауза.
Санчо смотрит на Карраско.
И Алонсо переводит взгляд на Карраско.
И Альдонса смотрит на Карраско, и Фелиса, притаившись у дверей, смотрит на Карраско; Карраско жарится под этими взглядами, будто на медленном огне, но делает вид, что ничего не замечает. Героически запихивает в глотку кусок мяса…
Поперхнулся.
Закашлялся.
АЛОНСО: А… Самсон Карраско, потомок Самсона Карраско, Рыцаря Белой Луны…
КАРРАСКО: Нет.
АЛОНСО: Потомок того здравомыслящего бакалавра, которому удалось вернуть Дон-Кихота под крышу родного дома – и тем самым убить…
