Евгений Цепенюк - КУДА ГЛАЗА НЕ ГЛЯДЕЛИ
– Странноватые повадки для торговца, пусть даже и древностями.
– Обыкновенные повадки - если зайдёшь к нему в лавку в будний день с парадного входа. А по выходным каждый имеет право на странности. В общем, встречаемся через полчаса на площади. Слышишь, гудит впереди? Не заблудишься.
Прогуливаться по улицам Пеону совсем не понравилось, и он сразу направился на площадь, в надежде, что гудит она по случаю циркового представления или ещё по какому-нибудь жизнеутверждающему поводу. Однако толпа, плотно окружавшая помост в центре площади, шумно выражала хотя и бодрые, но отнюдь не добрые чувства.
Над помостом возвышалась железная виселица. Справа от неё стоял палач в красном колпаке, слева - человек в простом чёрном камзоле и высоких сапогах, с лицом, выражавшим суровую властность и лёгкую скуку. По краям помоста застыли вооружённые стражники. Благообразный старик в расшитой золотом мантии, выступив вперёд, остановился, сжимая в руках свиток пергамента, - очевидно, ожидая тишины. И, наконец, под самой виселицей Пеон увидел двоих юношей, в которых не без труда признал давешних Ствола и Стебля. Физиономии обоих братьев превратились в один сплошной кровоподтёк, от щегольских нарядов остались одни лохмотья.
В душе у Пеона не обнаружилось ни сочувствия, ни злорадства. Однако саму по себе публичную экзекуцию он считал варварским обычаем, а потому решил воздержаться от участия в ней, пусть даже и в качестве зрителя. Ну вот разве что послушать приговор, а потом сразу же удалиться в один из прилегающих переулков и уже там дожидаться Ястреба.
Толпа, меж тем, всё не утихомиривалась, и тогда на край помоста шагнул господин в чёрном. Сохраняя невозмутимость, он лишь вскинул руку ладонью вперёд - и вопли тотчас же смолкли. Сделав полшага назад, он приглашающе кивнул старику. Тот торопливо развернул свиток и принялся оглашать.
Братья Ствол и Стебель Стоевы, как и следовало ожидать, обвинялись в грабеже и убийстве. Правда, настолько циничной, бессмысленной жестокости Пеон от них всё-таки не ожидал. Всё-таки одно дело - вымогать деньги у богатого простака и совсем другое дело - нацепив маски, врываться в дом к бедной вдове, наносить два десятка ножевых ранений её единственному сыну ради нескольких жалких монет… Однако, как следовало из приговора, оба брата под давлением неопровержимых улик сознались и были признаны виновными в совершённом в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое преступлении.
– Итак, согласно закону, и в соответствии с волей народа… - окончание последней фразы потонуло в новом шквале проклятий, которыми народ однозначно подтверждал: да, суд не ошибся, воля его именно такова.
На сей раз господин в чёрном не стал мешать народному волеизъявлению. По-прежнему не раскрывая рта и не выказывая никаких эмоций, одним лишь кивком, как взмахом дирижёрской палочки, он ввёл в действие палача.
Чётко срежиссированный спектакль не оставил Пеона равнодушным. Но всё-таки он почувствовал некую фальшь - сначала почувствовал. И лишь затем понял, в чём дело.
– Стойте! - воскликнул Пеон, но его никто не услышал.
– Остановитесь! Я свидетель! Свидетель защиты! - во весь голос закричал он. Некоторые из тех зрителей, что теснились поближе, обернулись с недоуменными лицами, но и не подумали расступиться. И тогда Пеон, пришпорив коня, бросился прямо в бурлящую толпу.
Он не был особенно храбрым, этот юный король, бывший прекрасный принц. Он боялся чудовищ. И людей - если, скажем, двое на одного. А массами простолюдинов он привык повелевать, так что в его поступке было больше презрения, чем храбрости. Впрочем, и про настоящих героев порой говорят, что они, мол, презирают опасность…
Преодолев живую преграду, Пеон спрыгнул прямо на помост, оказавшись лицом к лицу с невозмутимым господином.
– Я свидетельствую, что в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое сего месяца сего года эти двое находились в трактире «Царский рай», где я видел их своими глазами! - выпалил он единым духом.
Над площадью в очередной раз повисла мёртвая тишина («Вроде бы никого не затоптал», - подумал Пеон.) Палач, уже успевший накинуть осуждённым петли на шеи, замер в ожидании. Господин в чёрном слегка приподнял левую бровь. А потом заговорил, обращаясь к толпе звучным, хорошо поставленным баритоном:
– Граждане Новопоглядска! Как вы только что слышали, этот человек желает сообщить нам новые подробности ужасного преступления. Закон суров и справедлив: суд выслушает его прямо здесь и сейчас, на ваших глазах. Возможно, мы поторопились, недооценив вину этих подонков, и виселица для них - слишком мягкое наказание!
Граждане отреагировали с предсказуемым энтузиазмом. Они завопили, взревели и принялись выкрикивать проклятия.
Оставив их бесноваться, господин в чёрном мягко, но крепко взял обалдевшего от такого оборота Пеона под локоть и увлёк в центр помоста.
– Нигде конфиденциальность не сохраняется столь надёжно, как посреди орущей толпы, - прокричал он, - не так ли?
Пеон тупо кивнул.
– Я вижу, ты человек интеллигентный. Это хорошо. И ты впервые в наших краях. Это плохо. Я - граф Первокрай. Формально председателем суда является почтенный Ухонос. Но сейчас это неважно. Итак, что связывает тебя с этими висельниками?
Пеон сбивчиво, но со всеми подробностями изложил историю своего недолгого и не слишком приятного знакомства со Стволом и Стеблем. Только инкогнито не стал раскрывать, потому что не счёл нужным. Граф слушал внимательно, без наводящих вопросов, лишь когда впервые было упомянуто имя Ястреба, едва заметно вздрогнул и даже приоткрыл было рот, но сдержался. Дождавшись, пока Пеон закончит, он ещё выдержал небольшую паузу и лишь затем осведомился:
– И это всё?!
Пеон кивнул утвердительно.
– Ты, кажется, собирался сообщить мне доказательства невиновности этих двоих. Я их не услышал. Или, по-твоему, так ведут себя честные люди? По-твоему, грабители и убийцы так не поступают?! Я не знаю, как там у вас в Залужанске, а в Новопоглядске бандитов принято вешать.
– Я не утверждаю, что они честные люди. Но они не виновны в том, в чём их обвиняют!
– Их обвиняют в грабежах и убийствах. Они - грабители и убийцы. Следовательно, они виновны. До сих пор им удавалось не оставлять улик. И что - по-твоему, я должен за это их отпустить? А может, ещё и наградить за отменную ловкость? Это ты называешь справедливостью?! Нет, я понимаю справедливость иначе. Справедливость и безопасность - для честных людей. А не для преступников.
– Но наказание должно соответствовать преступлению!
– Так тебе недостаточно?! Что ещё они, по-твоему, должны натворить, чтобы заслужить наказание? Что ж, я мог бы отпустить их. Они снова взялись бы за старое. И в новых жертвах недостатка не было бы. Но взгляни вон туда. Видишь, в первом ряду рыдает безутешная женщина. У неё нет больше детей.
